Подобные упражнения в несколько натужном цинизме и поглощающие все время занятия по системному, подробному изучению абсарокской культуры привели к тому, что в душе Флоры мало-помалу установилось некое подобие мира.
Ей было хорошо знакомо и привычно то, чем она сейчас занималась, — вся эта этнографическая рутина. Девушка беседовала с людьми об их буднях, заносила в толстенные блокноты услышанное, в том числе абсарокские мифы и песни. Работа сразу ставила ее в центр привычной с детства вселенной, давала смысл жизни и разрешала вопросы типа: кто я и зачем я? Эта работа, знакомая и размеренная, успокаивала — точно так же любимая с детства песенка навевает покой на душу, воссоздает былое счастье. Исследовательница по натуре, Флора получала искреннее удовольствие от того, что фиксирует на бумаге для потомства неведомую культуру, у которой не существует собственной письменности. Такой труд давал законное и полное удовлетворение.
Что касается ее отца, то он погрузился в исследование другой стороны абсарокского общества: он изучал, так сказать, мужскую часть культуры, всю сложную структуру военизированного племени. Наблюдал за приемами подготовки воинов, выслушивал рассказы об охоте на буйволов и о рейдах за вражескими табунами. Завзятый лошадник, граф с интересом приглядывался к тому, как абсароки выезживают своих коней.
В этих размеренных трудах протекло несколько недель.
В середине июня деревушка Четырех Вождей снялась с места и отправилась на север — поближе к летним пастбищам.
Когда индейский караван оказался в двух днях пути от Хелены, Флора и ее отец на время покинули своих новых друзей — они решили воспользоваться случаем и заглянуть в город: хлебнуть чуточку цивилизации и пополнить свои запасы.
С тех пор как племя устроилось в потайной межгорной долине, Адам и Джеймс проводили время то в лагере, то на ранчо. В разгаре была подготовка трех лучших лошадей к скачкам в Саратоге. Кипели полевые работы, шла разбивка новых садов и огородов, работники возводили пристройки к конюшням и занимались благоустройством уже имеющихся. Небольшие отряды индейцев круглые сутки патрули-ровали окрестности лагеря Воронов и периметр владений Адама. Все следовало лично проверить, все проконтролировать. Словом, хлопот у Адама было более чем достаточно.
После того как ополченцы убрались из своего лагеря возле Мун-Крика и риск столкнуться с ними уменьшился, Адам и Джеймс направились на север, в форт Бентон, дабы наконец забрать заказанные ими винчестеры.
Чтобы еще больше подстраховаться, ехали кружным путем, долго, с предельной осторожностью. Прибыв в приречный форт, они узнали, что в одном из салунов городка уже два дня как работает мигеровский вербовщик — пополняет отряд алчными наемниками.
Вечером Адам и Джеймс сидели за карточным столом в салуне «Бристоль» с судьей Хамстером и бентонским шерифом. Разговоры вертелись вокруг исполняющего обязанности губернатора и его сомнительного ополчения.
Хамстер рвал и метал по поводу Мигера.
Среди судей нашлись бунтари, объявившие незаконными решения двух последних сессий монтанского законодательного собрания, которое нынче плясало под дудку полновластного вице-губернатора.
На это Мигер ответил переделом границ судебных округов. И Хамстер, один из зачинщиков мятежа против зарвавшегося вице-губернатора, вдруг очутился судьей в малонаселенном округе. Это был чувствительный удар, ибо судьи кормились с количества судебных дел. Меньше людей в округе — меньше доходов. Учитывая, что плотность населения в тогдашней Монтане была чрезвычайно низкой, нетрудно догадаться, какой грустный смысл имел в этих краях термин «малонаселенный округ». Неудивительно, что Хамстер рвал и метал.
Да и все прочие республиканцы в штате были в бешенстве оттого, что Мигер ловко свел на нет результаты их хитроумного политического маневра. Разумеется, решения двух последних сессий законодательного собрания были аннулированы — и это было победой. Но в ответ судебные округа были перетасованы и оппозиционные судьи мигом утратили свой вес, а следовательно, и возможность противостоять промигеровскому большинству в законодательном собрании. Однако борьба на этом не закончилась. Даром что большинство богатого населения края поддерживало демократов, к которым принадлежал Мигер, но и среди республиканцев было немало влиятельных людей, в том числе и занимающих важные посты в местной администрации. Так что оппозиция не складывала оружия и все еще представляла собой грозную силу.
— Чтоб у этого Мигера глаза повылазили! Чтоб ему черт ноги повыдергал! — рычал Хамстер и в пылу ярости попусту выхлестывал на стол нужные карты. — Если он думает, что я стану подыхать с голоду в этой Богом забытой дыре, где живет полтора человека, то пусть этот господинчик, вообразивший себя пупом штата, позаботится о хоро-о-ошем телохранителе, потому что иначе я его достану! Ей-Богу, достану — своими собственными руками достану!
Прикупая еще одну королеву к уже имеющимся, Адам спокойно заметил:
— Я слыхал, как раз на будущей неделе Мигер намерен прошвырнуться в ваши края.
— Выскочка поганый! — так и взорвался судья. — Принесла его нелегкая! Будто своих гадов мало! Надо бы выслать его обратно в Англию, чтобы там привели в исполнение старый приговор и вздернули этого негодяя! Вот человек, по которому плачет виселица!.. Впрочем, если его утопят или четвертуют, я слова против не скажу!
— На будущей неделе, говорите? — встрепенулся шериф. — А позвольте узнать, когда именно?
Шериф форта Бентона был на содержании у самой яростной мигеровской оппозиции.
— В субботу или в воскресенье, — безмятежно сообщил Джеймс, неспешно отхлебывая из стакана с виски.
— Нам сказал Берджер, станционный смотритель с северного тракта, — небрежно прибавил Адам. — Они обычно в курсе.
— Это хорошо… и у нас много времени, — промолвил судья, недобро сверкнув глазами. — Да, у нас достаточно времени, чтобы как следует организовать встречу господина, исполняющего обязанности губернатора!
— Четыре дамы и три тройки, — провозгласил Адам, выкладывая карты на сукне. — Извините, но опять вынужден прикарманить ваши денежки.
— Да ладно, не обеднею, — величаво отмахнулся судья Хамстер, хотя на его лице прочитывалась досада от глупого проигрыша.
Закуривая сигару, он весело прищурился и хитро усмехнулся, раздвигая улыбкой толстые щеки.
— Вечерок-то… ха-ха… славным оказался! Очень и очень славный вечерок!
Позже, по дороге к постоялому двору, Джеймс тихонько спросил Адама:
— Ты всерьез полагаешь, что монтанское ополчение в самом скором времени может оказаться без предводителя?
