– Точно, – сказал Джозеф, – именно то, что я ей говорю.
– О, я знаю, – сказала Тео печально. – Я не собираюсь суетиться без причины, но у меня постоянные головные боли, и я стала хуже видеть. Как будто маленькие черные крапинки плывут перед моими глазами.
– Ах, это обычные визуальные нарушения, мадам. Вы должны укреплять себя. Побольше хорошего сочного мяса, обильные дозы хорошего вина между приемами пищи. Вы должны питаться за двоих, видите ли. – Он тяжело раскачивался, сияя улыбкой.
– Но я не могу есть больше, – возразила Тео. – Мне плохо от еды, я и так все толстею.
Он вежливо кивнул:
– Совершенно естественно, совершенно. Дородность – ободряющий признак.
– Возможно, – согласилась она неуверенно. – Однако мои ноги и руки так распухли, что я не могу носить ни туфли, ни перчатки. Когда я нажимаю, смотрите… – Она высунула маленькую опухшую ступню из-под одеяла и коснулась туго натянутой белой кожи. Ямка от ее пальца оставалась несколько секунд.
Джозеф издал нетерпеливый звук и повернулся к окну, но глаза доктора забегали, его улыбка на мгновение соскользнула.
– Возможно, легкая отечность. Природа, целительная и всемогущая Природа-мать, позаботится обо всех небольших неудобствах, на которые вы жалуетесь, – сказал доктор, делая широкий размашистый жест. – Я составлю вам бальзам Джайлида, великолепное средство от нервного расстройства. Принимайте его и помните, – он покачал толстым пальцем, – в здоровом теле – здоровый дух.
Он раскланялся, уверив ее, что будет ожидать вызова.
– В любое время, то есть когда вы станете подозревать о новом развитии событий.
Джозеф проводил доктора до парадной двери и, вернувшись к Тео, сказал:
– Теперь, когда он успокоил твои страхи, я надеюсь, что ты проявишь немного больше силы воли. Столько лежать в постели – едва ли это принесет тебе пользу.
Она тускло улыбнулась:
– Хорошо, Джозеф, я попытаюсь.
Теодосия кое-как пережила следующую неделю, заставляя себя есть и пить, борясь с постоянным пульсированием в висках и еще более частыми периодами головокружения.
Шестого мая она почувствовала себя лучше и, казалось, совсем ожила, когда получила письмо от Аарона. Он прибыл в Клифтон, где ее свекор развлекал его, и будет у нее через три дня.
Тео немедленно занялась приготовлениями. Собрав слуг, она внушила им важность этого события и сама руководила уборкой и украшением комнаты Аарона. Она изводила повариху, составляя меню свыше всякого понимания этой черной женщины, и, наконец, в отчаянии заказала на четверг лучшего поставщика провизии в городе.
– Ты мучаешь себя, – сказал Джозеф сердито. – Твой отец едва ли ожидает такого изысканного приема.
Они сидели в гостиной второго этажа, так как Тео предпочитала эту комнату другим. Здесь она ощущала некоторый покой. Комната всегда казалась прохладной, так как кипарисовые панели стен были выкрашены в бледно-голубой цвет, а золотые парчовые занавеси смягчали безжалостную жару, льющуюся из пяти высоких окон.
Тео склонилась над маленьким ореховым письменным столом, проверяя списки. Она не слышала замечание Джозефа.
– Папа не любит этот сорт мадеры. Если это все, что есть в подвале, мы должны заказать больше, – сказала она и сделала пометку.
Джозеф растянулся на софе, жуя кончик сигары, так как он, конечно, не мог курить в гостиной. Он вынул сигару и нахмурился:
– Эта мадера достаточно хороша для моего отца, и я не понимаю, почему должен возражать полковник Бэрр.
Тео подняла глаза и улыбнулась:
– О, Джозеф, не выходи из себя. Просто я хочу, чтобы папа увидел, как мы хорошо живем, какой роскошью и изяществом ты окружил меня.
Джозеф хмыкнул, снова сунув в рот сигару.
– Мы должны устроить прием в его честь, – продолжала она. – Губернатор Дрейтон, Ричардсоны, Пинкни, Рутледжи, они все будут рады встретиться с вице-президентом. И эта комната очень подойдет для этой цели! – Она видела ее наполненной красиво одетыми гостями, смехом, музыкой, цветами и Аарона стоящего опершись на черный мраморный камин.
– Неужели ты собираешься появиться в обществе в таком виде? – воскликнул Джозеф.
Тео вспыхнула. Она действительно на какое-то время забыла о своем положении.
– Полагаю, вечер может состояться после, – медленно сказала она, положив ручку. – После того, как эта странная вещь, исказившая мое бедное тело, болезненно вырвется из меня. После того, как я буду освобождена и снова стану сама собой.
Но что, если этого «после» не будет? Что тогда? Эта комната останется точно такой же. Здесь будут смех, и музыка, и цветы – но для других.
– В чем дело, Тео? – Джозеф поднялся с софы и подошел к ней. – Почему ты так говоришь?
– Я боюсь, – сказала она. – Боюсь родов.
Его лицо прояснилось, и он ободряюще похлопал ее по плечу:
– Ерунда. Ты в прекрасном состоянии, доктор Дебоу так сказал. В конце концов, это случается каждый день. Каждый смертный пришел в мир таким путем и…
– Такие страхи естественны в моем состоянии, – закончила она с кривой усмешкой. – Я постараюсь вести себя хорошо.
В последующие дни Тео говорила мало, избавляя Джозефа от своих мрачных предчувствий. В четверг днем ожидали Аарона. Она тяжело ходила по своей комнате и пыталась привести себя в порядок. Она спрятала свою располневшую фигуру под вышитый индийский муслиновый шарф и сделала несколько попыток собрать свои волосы в кокетливую массу локонов, которые привык видеть Аарон. Но она не могла поднять руки так высоко, а маленькая черная горничная, заменившая Венеру, была глупа и неуклюжа.
Когда Тео была готова, она прошла в гостиную, задержавшись перед огромным резным зеркалом, занимавшим одну из стен. «Как безобразно я выгляжу, – подумала она, – и какой старой!»
Сегодня было тепло, даже в этой комнате. Тео тяжело опустилась на софу, пытаясь услышать первый стук копыт на Кинг-стрит, но постепенно шум в ушах, так давно беспокоивший ее, заглушил все остальные звуки. Ее тяжелая голова склонилась на спинку софы. Она задрожала. Как странно, что ей стало холодно! Как-то она должна преодолеть эту болезненную вялость. «Я не должна спать», – подумала она и тут же провалилась в оцепенение, такое тяжелое, что даже не услышала приезда Аарона, который, войдя в дом и бросившись вверх по массивной дубовой лестнице впереди Джозефа, нашел ее в таком состоянии.
– Господи, сэр, что вы с нею сделали! – закричал он, в ярости набрасываясь на Джозефа.
Лицо Джозефа потемнело.
– Я не знаю, что вы имеете в виду. Она спит. Она много спит.
– Посмотрите на нее, болван! Она больна, страшно больна!
– Это ее состояние, вы не видели ее раньше. Ничего страшного.
