— Ваше величество, вам необходимо покинуть город, — взмолился он. — Я боюсь, дело кончится тем, что они станут штурмовать дворец.
— И речи быть не может, — заявила Изабелла. — Вот ее величество королеву-мать следует доставить в безопасное место. Не для ее возраста такие переживания.
— Да, ваше величество, — он с уважением поклонился ей.
Изабелла в ужасе сжала подлокотники трона. Тяжелые удары тарана сотрясали дворец, хрустальные подвески люстр отчаянно позвякивали, будто умоляя о помощи. Антуан положил ладонь на ее руку, почувствовал едва приметную дрожь и крепко сжал ее пальцы. Но она осталась гордой. Она подняла свой не по-королевски тонкий подбородок, готовая встретить атакующих лицом к лицу.
— Уйдем, — молил ее Антуан, — подземный ход выведет нас из дворца, и вы будете в безопасности, Изабелла, моя королева.
— Я не покину мой собственный дворец, Антуан. Я здесь родилась, здесь родился мой отец. Я не предам мой род.
— Тогда вам не стоило отпускать швейцарцев, ваше величество, — прошипел Орсини. — Это немыслимо — оставить дворец практически без защиты.
— Вы не смеете указывать мне, маркиз. Швейцарцы потребовались, чтобы ее величество королева-мать могла благополучно добраться до Шато Роз.
— Отлично. Все наоборот! Вашей матушке лучше было бы никуда не ехать. Она женщина немолодая и нервная. Ей опасно покидать дворец с швейцарцами или без них. А вот вы… вам было бы лучше быть подальше отсюда, ваше величество.
— Маркиз де Ланьери, вы когда-нибудь научитесь исполнять распоряжения не прекословя?
— Вряд ли, — фыркнул он яростно. Дверь содрогнулась, треща под натиском нападавших. — Идите же наверх, к своим фрейлинам, ваше величество.
Она прильнула к Антуану, но упрямо покачала головой.
— Я не буду прятаться.
Последний, страшный удар сокрушил дверь, и острые щепки полетели королеве в лицо. Она вскрикнула, заломив руки в отчаянии. Антуан закрыл ее своим телом, готовый отдать за нее жизнь, если потребуется. Орсини подскочил и рванулся навстречу возбужденной толпе. Он не мог им позволить отнять у него все, к чему он стремился, вернуть его обратно в нищету и безвестность. Пусть они сдаются, если хотят, а он будет отстаивать свою мечту до последнего вздоха. Сейчас он — некоронованный король этой страны, а вовсе не эта упрямая девчонка Изабелла. Это его страна! Он не даст этим голодранцам столкнуть себя в пропасть. Он попытался удержать оборону, не обращая внимания, что остался один на один с разъяренной, обезумевшей массой восставших. Его сил хватило ровно на две минуты. Он пытался противостоять потоку, но не смог даже удержаться на ногах, и толпа смела его. Раздался омерзительный хруст ломающихся костей, и острая боль пронзила его тело, а воздух замер на полпути между горлом и легкими. Он застонал, пытаясь защититься, заслониться руками, но понял, что ему уже не встать, не отползти в сторону. Толпа уже была над ним, неумолимая, жестокая, равнодушная… Они ворвались во дворец, круша все кругом, топча его плоть, а он судорожно сопротивлялся надвигающейся тьме, превозмогая боль, делая один хриплый мучительный вдох за другим, пока не потерял сознание.
Но даже та минутная задержка, происшедшая благодаря Орсини, спасла королеве жизнь и свободу. Возвратившийся полк швейцарцев ударил по восставшим сзади, и их смятенные, растерянные ряды смешались, бросившись врассыпную. Глянцевый пол дворца был усыпан безжизненными телами. Антуан с криком бросился к другу и склонился над ним.
— Он мертв! — воскликнул он, падая около него на колени. — Мертв…
Капитан швейцарцев низко склонился перед Изабеллой, лицо его покрывала смертельная бледность. Он принес страшную весть. Карету королевы Алисии остановили бунтовщики, и, несмотря на яростное сопротивление охраны, заставили ее выйти к ним. Сердце немолодой женщины не вынесло страха и издевательств.
Изабелла не смела плакать над участью своей матери, по крайней мере, не при ее подданных. Ее тонкие ладони сжались в кулаки, но королевская выдержка не изменила ей.
— Они поплатятся за все, — проговорила она с угрозой.
Тела погибших поспешно вынесли из дворца. Антуан, бледный, как смерть, поднял тело друга на руки. Оглядевшись кругом, он уложил его на кушетку, обитую темно-синим бархатом. Лицо Орсини посерело, по подбородку текла кровь. Но он едва уловимо дышал. Подоспел королевский врач мэтр Бальен, осмотрел его и сказал, что жить первый министр, вероятно, будет, а четыре сломанных ребра через несколько недель срастутся, если обеспечить ему полный покой и неподвижность.
Королева медленно встала, делая знак Жанне подойти. Молодая женщина подбежала к Изабелле и подала ей руку. Вместе они покинули залу. В своих покоях молодая королева опустилась на колени.
— Помолись со мной, Жанна, — попросила она. Камеристка кротко встала на колени чуть позади Изабеллы, молитвенно сложив руки. Шепот наполнил королевские покои, соперничая в легкости своей с ветерком, покачивающим портьеру.
Первое, что увидел Орсини, очнувшись от забытья, было взволнованное лицо друга, склонившегося над ним. Он шевельнулся и охнул. Было больно двигаться, больно дышать. Он замер, ожидая пока хоть немного отступит боль.
— Эжен, друг. Ты меня слышишь? — звал его Рони-Шерье.
— Да…
Антуан облегченно вздохнул.
— Хвала Всевышнему! Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно…
— Все будет в порядке, Эжен.
— Конечно…
— Отдыхай, я побуду с тобой.
Он не услышал ответа. Орсини вновь провалился в спасительное забытье.
— Изабелла, вам придется отложить Совет, — взволнованно проговорил Антуан.
— Отчего же? — она казалась спокойной как никогда.
— Орсини не в состоянии будет придти.
Королевский Совет был созван на шесть часов вечера, и должен был начаться ровно с последним ударом башенных часов. В нем традиционно участвовали королева, кардинал Жанери, Сафон, герцог де Тур и первый министр — Орсини. И еще королева-мать. Но королева-мать теперь была свободна от этой обязанности. Изабелла поджала губы.
— Я не могу изменить свой приказ. Совет соберется сегодня вечером, с Орсини или без него.
— Но, Изабелла…
— Милый Антуан, Совет назначен на сегодня, и Орсини должен на нем присутствовать. Я не могу осудить его, если он болен и не может придти. Он в своем праве. Но Совет не отменят из-за него одного. В конце концов, он мог погибнуть, и биение мира бы не прекратилось.
— Что ж, — Антуан потеряно опустил голову. Он не умел спорить с Изабеллой-королевой.
