Волна восстаний нахлынула на столицу, и воодушевляя друг друга примером, обезумевшие подданные заполонили улицы. Из провинции стекались целые отряды. Изабелла приходила в ужас от подобных известий. Кардинал Жанери был заперт в собственном доме в Круаси, там он мог в относительной безопасности оставаться месяцами, но в окружении собственных вассалов, которые разбили лагерь за прочными стенами его замка, ожидая его капитуляции. Подобное грозило и Изабелле. Ее собственный дворец больше не казался ей надежным убежищем, с тех пор как из высоких окон тронного зала можно было видеть отряды оборванцев, которые с криками швыряли в стражников гнилые фрукты. Часть королевских гвардейцев вдруг предали ее, став на сторону бунтовщиков.
Обида и растерянность жгли королеву. Она не понимала, как, когда так случилось, что ее власть стала ненавистна. Разве не было она добра и милостива к простым людям? Возможно, невнимательна и безразлична, но ведь не жестока же!
Стихийное восстание постепенно обрело главарей. И вот перед королевой Изабеллой стоял огромного роста мужик в коричневой безрукавке, нахально уставившись на нее узкими глазками-щелочками. Он назвался представителем и наслаждался своей безнаказанностью депутата.
— Так-то вот, мадам, — он повторил эту свою присказку четвертый раз подряд, и Изабелла чувствовала, что на пятый она просто выйдет из себя.
— Вот оно значит как. Не желаем мы платить эти ваши подати. Мы платим денежку своему сеньору, и того довольно. Ужо с него и берите. Нету у нас на подати, чтоб и вам платить, на ваши фейерверки. И что с нас ваши сборщики насобирали, в вашу казну, так мы желаем поделить все это по честному. Так-то вот, мадам. По честному! Потому как веселиться и мы не прочь, а денежки душу веселят, — он хмыкнул.
Изабелла нервно облизнула сухие губы. Орсини, единственный из ее правительства, кто вызвался участвовать в переговорах, пришел ей на помощь.
— Господа, — сухо сказал он, — ее величество не может разделить между вами казну. Во-первых, каждому достанется очень мало, так мало, что на те деньги не купить и одну свечу. А во-вторых, казна принадлежит не королеве, а государству, и она не может ее растратить на свое усмотрение. А налоги платить придется, никуда от того не денешься. Завтра, возможно, на нас нападет враг, кто будет тогда защищать вас и ваши семьи? Армия! А как содержать армию, если не из казны? Кому вы спешите жаловаться, если вашу лавку ограбят? В королевскую полицию. По-вашему, ей не нужно платить жалованье?
— Но их повысили! Подати повысили! И в прошлом году, и этом снова!
Семеро сподвижников великана зароптали, придвигаясь к товарищу. Изабеллу утешало, что оружие им не позволили пронести в тронный зал.
— Ничего не повысили, — резко ответил Орсини. — Если мы что и пересмотрели, то лишь с целью наведения порядка.
— Чушь! — обозлился представитель. — А церковники? Чего мы должны кормить церковников? Они сгоняют нас с нашей земли, дерут по три шкуры с народа, а проку с них никакого. Бездельники.
Орсини открыл было рот, готовый высказаться, но королева повелительным жестом остановила его. Она встала.
— Я могу обещать, что мои личные драгоценности, а также деньги, предназначенные на мои личные расходы, будут переданы, но не вам, а на нужды больниц, воспитательных домов и прочих нуждающихся заведений.
Ее заявление не вызвало восторга.
— Конечно! Так чтоб не проверить. Мы хотим сами распорядиться деньгами!
— Я учту ваши советы, — настаивала Изабелла.
— Это безумие, ваше величество, — в сердцах прошипел Орсини. — Что они могут присоветовать? Пропьют, и дело с концом.
— Молчите.
— Нет. Нам не надо подачек! — предводитель бунтовщиков сделал шаг к королеве и подал ей лист пергамента. — Тут наши требования. Аббат Пико писал. Он знает толк в этих делах.
Изабелла бросила быстрый взгляд на Орсини, предлагая ему запомнить оброненное здоровяком имя. Тот незаметно кивнул.
— Что ж, я ознакомлюсь. Пока прошу вас покинуть дворец. Я сообщу вам свое решение.
— Только уж не тяните, мадам. Мы ждем.
Она старательно хранила гордый и неприступный вид, пока тронный зал не опустел. Потом маска величия спала с нее, и осталась только бледная испуганная женщина.
— Можно мне прочесть? — Орсини протянул руку за пергаментом.
— Не торопитесь, — покачала головой королева. — Пусть придет Сафон, и еще… Жаль, кардинал не во дворце. Еще пусть придет Антуан. Тогда и поговорим.
Когда все собрались вокруг королевы, она сама зачитала подробный список требований повстанцев. Когда она закончила, воцарилась напряженная тишина.
— Я не хочу принимать решения, не посоветовавшись с вами, господа. Я хочу знать ваше мнение, хотя не обязуюсь принять решение большинства.
Все молчали.
— Антуан? Что думаете вы?
Он покачал головой, его тонкие черты затуманила грусть.
— Ваше величество. Мне трудно судить. Будь это мое королевство, где я был бы королем… Может быть, не знаю, я стал бы воевать с ними, пытаясь что-то доказать. Им? Себе? Я не знаю. Но глядя на вас, ваше величество, мне хочется знать, что королевство в покое и безопасности. Мне было бы больно знать, что вы правите страной, разрываемой распрями, может, даже войной. Нет. Если вы хотите знать мое мнение, то я бы предпочел, чтобы конфликт разрешился миром.
— То есть, принять их условия?
— Пожалуй, да. Но королева — вы.
— А что скажете вы, маркиз де Ланьери? Маркиз!
Орсини с трудом оторвался от окна и пожал худыми плечами. Он стоял поодаль и все это время задумчиво наблюдал за представителями бунтовщиков, расположившихся у ворот в ожидании ответа.
— Ваше величество? — оказывается, он не слышал ни слова.
— Маркиз, позвольте вам напомнить, что вы присутствуете на совете. То есть, участвуете, а не именно присутствуете.
— Прошу извинить.
— Герцог де Рони-Шерье высказался за то, что бы выполнить предъявленные нам требования и тем покончить с восстанием, — раздраженно проговорила Изабелла. — Теперь меня интересует ваше мнение, первый министр королевства.
— Уступить им?! — воскликнул он. — Уступить? Сдаться? Вот так, просто, без сопротивления? Уступить черни? Как вы потом будете ими править, ваше величество? Каким уважением пользоваться? Нет! Ваши подданные должны при упоминании вашего имени испытывать трепет, трепет и уважение, должны тут же снимать шляпу и кланяться, даже если никого нет поблизости. Подавите их бунт, ваше величество, и завтра они не посмеют даже помыслить о непокорности! Тогда вы сможете проявить свою лояльность. Будьте великодушной — потом, когда ничто не будет угрожать законной власти.
