— Да.
— Думаю, это можно устроить. Поговорю с королем. Полагаю, он удовлетворит такую просьбу.
— Мне бы это принесло какое-то облегчение. Я уверена, Маргарита будет держаться стоически. Видимо, после смерти сына боевой дух у нее угас.
— Посмотрю, что удастся сделать. И вот что, Анна... можешь пообещать, что забудешь все свои сомнения, потому что мы наконец-то нашли друг друга, все препятствия сметены, и теперь мы будем вместе до конца дней?
— Забуду. Я радовалась. Прошлая связь Ричарда не имела значения. Он любил меня больше, чем ту, другую.
Такой счастливой я еще не бывала.
Яне могла таить этих новостей. И увидев Изабеллу, сразу же выпалила:
— Я выхожу за Ричарда! Он сделал мне предложение, и король дал согласие.
Сестра нежно обняла меня.
— Я всегда это знала. Вы созданы друг для друга. Оба спокойные, серьезные... не то что мы с Георгом. Разве не удивительно, что мы сестры, они братья... и такие разные? Ричард всегда тянулся к тебе, а ты к нему. Своих чувств вы никогда не умели скрывать. Две сестры выходят за двух братьев. Разве могут быть более тесные узы? Значит, скоро отпразднуем бракосочетание.
— Он ждал только моего согласия, и теперь, когда я дала его, никаких задержек не должно быть.
В тот же день явился курьер с вестью, что, если я соберусь, приедет стражник и проводит меня в Тауэр, где мне позволят увидеться с Маргаритой Анжуйской.
Изабелла поразилась.
Я сказала:
— Я говорила Ричарду, что мне жаль королеву и хотелось бы повидаться с ней, вот он и устроил это для меня.
— Стремясь доказать, что сделает для тебя все, что угодно!
Настроение у меня было приподнятым. Я беспечно сказала:
— Похоже, что так.
— Должно быть, он просил самого короля. Никто больше не посмел бы разрешить тебе встречу с подобным врагом.
— Это усталая, одинокая, несчастная женщина.
— Это львица, посаженная в клетку. Она способна на все. Даже удивительно, что тебе разрешили этот визит. Как я уже говорила, это ясно показывает, что готов Ричард сделать для тебя.
Изабелла меня поцеловала. Очень приятно было видеть, что она рада моему счастью.
Встречу с Маргаритой я никогда не забуду.
Она находилась в темной камере, под сильной охраной — гордая, потерпевшая поражение женщина; но каким-то чудом ей удавалось создавать ореол величественности.
— Мне сообщили о предстоящем визите, — сказала она. — Не думала, что это окажешься ты.
Маргарита обрадовалась мне, и я была довольна, что приехала. Она понимала, что получить разрешение было нелегко.
— Я много думала о вас, — сказала я.
— И я вспоминала о тебе. С тобой хорошо обходятся?
— Я живу у сестры.
— А твоя мать?
— Вынуждена оставаться в убежище, в Болье.
— Значит, прощение получила только ты.
— Видимо. Я выхожу замуж за Ричарда Глостера.
— За маленького герцога! Ха! Мой сын был высоким, красивым. Какая тяжелая утрата постигла меня и тебя!
— Я знаю Ричарда с детства. Мы всегда были друзьями. И теперь я очень счастлива.
Маргарита не ответила. Она глядела в пустоту, и я подумала, не напомнил ли ей мой приход о сыне. Но тут же сказала себе, что он всегда будет у нее в мыслях.
— С вами хорошо обращаются? — спросила я.
— Дают почувствовать, что я пленница.
— Хотелось бы вам вернуться во Францию?
Она кивнула.
— Отец очень бы мне обрадовался. Король Франции мой друг. Они могли бы что-то сделать... но имеет ли это теперь значение?
— Конечно, имеет. Выйдя отсюда, вы бы снова стали собой.
— Я лишилась сына. Лишилась всего, что для меня было важно. Мужа моего прикончили.
— Говорят, он умер от меланхолии. Смех ее прозвучал горько, невесело.
— А от чего, скажут, умерла я? От безысходности? Унижения?
— Вы живы, миледи. Такой дух, как ваш, сломить нелегко.
— Откуда у меня взяться желанию жить? Скажи на милость?
— Кто может знать, что нам уготовано в будущем?
— Я лишилась всего. Сижу здесь и думаю: могла бы я что-то изменить? Действовать по-другому?
— Войны ужасны. Они губят людей и государства. Без них было бы лучше.
— За правое дело нужно сражаться. Трагедия — это когда побеждает зло.
Я печально поглядела на Маргариту. Мне было понятно, что причиной ее крушения явились неспособность понять взгляды других и полная уверенность, что она всегда права. Несчастная!
— А тебя, детка, отец толкнул в эту схватку ради достижения собственных целей. Душой ты, я знаю, была с Йорками... из-за этого мальчишки... маленького герцога. И теперь, как ни странно, твое заветное желание исполняется. Ты юная, а я старуха. Но я была в твоем возрасте. Знаешь, что пятнадцать лет мне сравнялось за месяц до свадьбы с Генрихом? Я приехала в Англию. Красивой, здоровой, веселой. Тогда меня приветствовали на улицах Лондона. Моей эмблемой была маргаритка. Их выставляли повсюду. Генрих очень гордился мною, и я была им довольна. О, как тревожно девушке встречаться с мужем, которого она ни разу не видела. Даже сознание, что муж — король великой страны, не уменьшает ее страха. Генрих был очень любезен, очень добр. Я думала, что буду самой счастливой на свете.
— Понимаю, — сказала я.
— Кардинал Бофорт... он был моим другом... потом герцог Суффолк, который привез меня сюда и заслужил мое доверие с самого начала. Мне казалось, я нашла в Англии добрейшего мужа и добрейших друзей. Почему все пошло не так?
Я могла бы предложить свою догадку. Все пошло не так, потому что Генрих был слаб и унаследовал дедовское безумие; потому что она сама стремилась властвовать над окружающими; потому что была надменной, неопытной, притом иностранкой; и потому, что к трону рвались Йорки.
— Люди терпеть меня не могли, — продолжала Маргарита. — Им ненавистны повелители не одной с ними крови. Говорили, что Генрих неспособен зачать ребенка, и что я очень дружна с Суффолком. Намекали, что Суффолк — отец моего сына. Гнусная ложь! Они готовы были сказать, что угодно, лишь бы опорочить меня. Я их ненавидела.
— Ненависти, — сказала я, — было слишком много.
— Жизнь жестока. Когда родился ребенок, я была очень счастлива... совершенно уверена, что все будет хорошо. Генриха ненавидели меньше, чем меня. Он был очень кротким, добрым, терпеливым, но, правда, любил учение больше власти. Ему хотелось быть ученым. Как бы счастлив он был в монахах... или в священниках — хотя многие священники кажутся мне столь же честолюбивыми, как прочие люди. Однако Генрих был обречен с рождения. И когда нам предоставлялась возможность... его охватило безумие. Представляешь, он даже не знал, что у него появился сын! Не знал несколько месяцев.
