– Да, – ответила девочка. – Но, Гарри...
– Просто жди. Я сейчас вернусь, – резко бросила Гарриет.
Она огляделась – по обе стороны коридора вдоль стен тянулись двери спален. Не колеблясь ни минуты, Гарриет резким толчком распахнула ближайшую дверь и попыталась нащупать в темноте шнур звонка. Его почему-то не оказалась, тогда она бросилась к окну и отдернула шторы, впустив в комнату мертвенный лунный свет.
За спиной она услышала недовольное бормотание – но даже не посмотрела, кто это. Снова бросившись к двери, Гарриет увидела, наконец, шнур – он висел по другую сторону двери, не там, где она искала. Вцепившись в него, Гарриет дернула изо всех сил – а потом еще и еще раз.
– В чем дело?! – услышала она сонный мужской голос.
Обернувшись, она, наконец, разглядела мужчину – в съехавшем набок ночном колпаке, со свирепо вздыбленными усами, он смахивал на разъяренного моржа.
– Пожар в западном крыле, сэр! – запыхавшись, объявила она. Потом снова дернула за шнур, выбежала в коридор и кинулась к двери. – Все в порядке, Юджиния! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Мне тут не нравится, – проговорила Юджиния. В ее голосе слышались слезы, и сердце Гарриет едва не разорвалось от жалости, страха и сочувствия. – Тут темно и... и я тут совсем одна! Я хочу к папе!
– А где спальня твоего отца? Разве не в западном крыле? – спросила Гарриет.
– Не-ет... его тут нет... – прохныкана из-за двери Юджиния. – Я заглянула в его комнату – она пуста! Не ходи никуда, Гарри! Не бросай меня!
– Я не уйду! – Присев на корточки, Гарриет гладила руками дубовую поверхность двери, словно это помогало ей успокоить Юджинию. – Обещаю тебе – я никуда не уйду!
– Спой мне песенку! – попросила девочка. Гарриет принялась лихорадочно соображать.
– Прекрасны глаза твои, – запела она, – словно ночные огни, словно звезды в ночи, словно...
– И что это значит? – возмутился из-за дверей детский голос. Но Гарриет показалось, что он звучит уже не так испуганно, как прежде.
– Это значит, что поющий воспевает красоту глаз своей возлюбленной.
– Знаешь, Гарри, ты поешь ну совсем как девушка. А какие-нибудь еще песни ты знаешь?
Слава Всевышнему, ей не пришлось отвечать на этот вопрос. Она услышала на лестнице шаги и поспешно вскочила на ноги. Это оказался лакей, усталый до такой степени, что лицо его казалось пепельно-серым.
– Пожар! – закричала Гарриет. – Пожар в западном крыле – а там за дверью мисс Юджиния, совсем одна!
Какое-то время он ошеломленно таращился на нее, словно никак не мог взять в толк, о чем речь. Потом, не сказал ни слова, повернулся и с грохотом скатился по лестнице.
– Гарри? – окликнула из-за двери Юджиния.
– Да, милая.
– Ты сказал – пожар?
– Не бойся, – твердо проговорила Гарриет. – Лакей сейчас вернется с ключом, и не пройдет и минуты, как я вытащу тебя оттуда, вот увидишь! Все будет в порядке, Юджиния. Мы потушим пожар, а потом пойдем и отыщем твоего отца! – пообещала она.
Который наверняка сейчас мирно спит в чьей-то постели, мысленно добавила Гарриет. Ну конечно, где ж ему быть?! С кем он сейчас – с одной из этих чертовых Граций?
– Но, Гарри, – возразила Юджиния, – огонь не в западном крыле, а у меня в детской.
– Знаю, – кивнула Гарриет. – Не бойся.
– Я и не волнуюсь из-за этого, – ответила Юджиния. В этот момент послышался топот бегущих ног, и затем группа лакеев во главе с мистером Поуви, державшим в руках большой медный ключ, столпились перед дверью.
– Дайте сюда! – приказала Гарриет. Мистер Поуви беспрекословно отдал ей ключ.
Она сунула его в замочную скважину, повернула и рывком распахнула дверь. Возле самого порога скорчилась дрожащая фигурка. Подняв Юджинию на руки, Гарриет выскочила обратно в коридор.
– Слава Богу, слава Богу! – причитал Поуви. Тут в горле у него что-то булькнуло, и голос дворецкого оборвался.
Потянув носом воздух, он принялся озираться по сторонам. Одна из ламп в коридоре, та, что над дверью, горела, тускло, но... ни малейших признаков дыма. Не было даже...
– Юджиния, – поставив девочку на пол, строго спросила Гарриет, – разве ты не сказала мне, что тут был огонь[7]?
Юджиния засопела.
– Конечно, был, – кивнула она. – У меня в детской он всегда горит.
Гарриет присела на корточки.
– Но ты ведь плакала, я слышал. Ты испугалась? Юджиния опять подозрительно засопела носом. На ресницах у нее повисли слезы.
– У тебя в спальне был пожар?
– Н-нет, – запинаясь, пробормотала Юджиния. – Но... но я проснулась, а в комнате – никого!
Гарриет подняла глаза на Поуви и в первый раз за все это время почувствовала, что вновь в состоянии нормально дышать.
– Где лакей, которому велено дежурить возле дверей? И где горничная мисс Юджинии, а также ее гувернантка? Кто обычно спит в ее комнате?
– Я это выясню, – пообещал Поуви. – Прямо с самого утра...
– Вы выясните все прямо сейчас, – отрезала Гарриет, вставая. Она и сама не заметила, как в ней произошла перемена: юный «мистер Коуп» исчез – ему на смену пришла герцогиня, женщина, привыкшая управлять своим огромным герцогством, не говоря уж о том, что она годами творила суд и расправу в суде. – Немедленно выясните, где сейчас находятся все эти люди, Поуви! А потом, – голос ее вдруг стал неуверенным, – возможно, вам захочется сообщить лорду Стрейнджу – если вы, конечно, обнаружите его местонахождение – о том, что произошло.
Поуви вытянулся в струнку.
– Да, сэр, – пролепетал он. – Сейчас же этим займусь. Все будет исполнено, сэр!
– А я отведу мисс Юджинию в свою комнату. – Гарриет окинула взглядом заспанных гостей, столпившихся в коридоре, и вынуждена была признать, что выглядят они совсем не блестяще – опухшие, с помятыми, заспанными лицами и всклокоченными волосами. – Нет никакого пожара, – громко сказала она. – Можете расходиться по своим комнатам. И извините за беспокойство.
– Может, чаю? – в полном отчаянии предложил Поуви. – Или яиц в горячем масле?
– Нет, благодарю вас, Поуви, – отрезала Гарриет. И вдруг услышала голос Юджинии:
– Да, пожалуйста, Поуви!
– Отлично, значит, принесите яйца в горячем масле. Кивнув, Гарриет взяла Юджинию за руку. – Мне бы хотелось понять, что тебя все-таки так напугало. Но сначала пойдем, умоемся, хорошо?
По лестнице они спустились в молчании. Гарриет чувствовала, как у нее до сих пор колотится сердце. Ноги у нее подгибались – то ли от усталости, то ли от пережитого потрясения.
Войдя в свою комнату, она уставилась на валявшийся в углу стул, сброшенные возле него сапоги и стоявшую тут же рапиру.
