- Да, конечно, - сказал он.
- Но мы еще поговорим об этом списке, - напомнила она. - На пикнике.
Он кивнул, и Каллиопа торопливо скрылась в дверях. Слуги несли одежду в гладильную, воду для умывания, подносы с завтраками. Она проскользнула мимо них в свою комнату, зачарованная мыслями о лихих разбойниках.
Камерон проводил взглядом убежавшую Каллиопу, оставившую после себя только слабый запах роз. В первый раз он видел ее с распущенными волосами. Они падали ей на спину, на плечи черными необузданными локонами. С такими волосами она не походила на Афину, а скорее на нимфу, резвящуюся в дремучем лесу.
В дремучем лесу! Плохи его дела, раз в голову приходят подобные фантазии. Дешевая романтика. Каллиопа Чейз - обыкновенная светская барышня, а он вбил себе в голову, что она не такая, как все. И теперь она не покидает его мысли, его фантазии.
Вот, например, сейчас он представил, как они рука об руку идут по морскому берегу, а волны ласкают их босые ноги. И он целует ее соленые губы под средиземноморским солнцем…
Он повернулся и быстро пошел прочь от дома по гравиевой дорожке, словно так можно было убежать от нее. От воспоминаний о вечере в Античном обществе, о том, как прижималась она к нему в темноте. Но и сейчас ее призрак следовал за ним, шепча: Что означает список?
Ах да, список. Такие вычурные имена могли придумать разве что глупые юнцы, создавшие тайное общество. Карл Великий, Сизый Голубь, Лиловый Гиацинт. Эти игры в духе Авертона, с его склонностью к эффектам, к театральности. Но какова цель? Зачем вообще писать подобное и прятать в Алебастровой Богине?
Камерон считал себя человеком прямым. На всяческие ухищрения так жаль тратить время. У герцога в изобилии и денег, и ценностей. Зачем устраивать кражи, если не для острых ощущений? И какую роль во всем этом играет Клио Чейз?
Он не мог ответить на эти вопросы - пока. Но скоро найдет ответы. Он твердо это решил.
К концу пикника солнце разморило Каллиопу, и бессонная ночь тоже давала о себе знать. Она прислонилась спиной к дереву, закрыла глаза и лениво слушала шум ручья, голоса подруг и знакомых, смех и восклицания. Как хорошо, как легко, когда забываешь на время о тревогах и заботах! И позволяешь себе просто быть.
На лицо ей упала чья-то тень, и, еще не открывая глаз, Каллиопа почувствовала, что это он.
Она открыла глаза и улыбнулась. Камерон сидел на расстеленном пледе, подставив лицо солнцу, и откинутые назад волосы открывали красивый лоб н изящные скулы. Он протянул руку к подолу ее юбки, и она инстинктивно отдернулась. Но он только крепче сжал пальцы и сделал вид, что тянет ее к себе.
- Я думала, вы ушли со всеми к воде, - смеясь, сказала Каллиопа.
Камерон покачал головой, не открывая глаз:
- Я слишком много съел лимонных пирожных, чтобы даже думать о прогулках. Кроме того, лучше порадоваться солнцу, пока оно есть. Скоро небо опять затянет тучами.
- Вы правы. - Каллиопа прислонилась затылком к дереву и зачарованно смотрела, как он поглаживает край ее подола. - Такой чудесный день. Все кругом желтое и голубое.
- Древние греки любили ясные, сочные цвета, а не полутона, как мы. Пока я не побывал в Греции и не увидел ее дивную природу, то и предположить не мог, как это верно. Там очень своеобразное освещение.
Каллиопа посмотрела на подруг, усевшихся у ручья, чьи муслиновые платья напоминали цветы. В самом деле сегодня все другое - и зелень луга, и серебро ручья. Вода искрилась на солнце, живая и звонкая.
- А расскажите еще о Греции, - попросила Каллиопа, вспомнив ожившие статуи из своего сна. - Я изучала ее всю жизнь, а на самом деле совсем ее не знаю. Не знаю так, как вы - живую. С разбойниками и всем остальным.
Камерон засмеялся:
- В Греции жарко. Пыльно, сухо. Но берег изрезан заливами, так что эта страна - наполовину суша, наполовину - море. Небо и море там ослепительно-голубые, иногда бирюзовые, а иногда - глубокие, загадочные, как сапфир. Греки живут в гармонии с природой, чего мы совсем не умеем. Или забыли, как это делается, со времен тех могильников. Они считают обитаемыми и горы, и леса, и ручьи, и небо, даже соленый морской бриз.
- В рощах там живут музы, на Олимпе - Зевс…
- Именно. Земля для них поистине живая.
- И для вас она тоже стала живой?
Он не сразу ответил. Сел, подтянув к груди колени, и повернулся к ручью. Но Каллиопа чувствовала, что он не видит атласной ленты ручья, не видит живописно разместившихся на камнях людей. Несомненно, он перенесся сейчас далеко отсюда, в свою знойную пыльную Грецию.
- Одним из самых любимых мест матери был остров Делос, - заговорил он. - Ее отец, известный ученый, брал ее туда еще девочкой, и когда я был ребенком, она рассказывала мне легенды о том, как там родились близнецы Аполлон и Артемида, как задолго до золотого века Афин, до расцвета Дельф, на Делосе в мраморном храме хранились все сокровища этой земли. Золото, серебро, драгоценные камни…
Каллиопа подалась вперед, очарованная внезапным откровением его души, той глубинной сути, что скрывалась за беззаботной улыбкой.
- Вы побывали там?
- Конечно. Но это не было место маминых историй. Я ведь, как и вы, вырос на рассказах о той Греции, тысячелетней давности. С мраморными колоннами, великими храмами, духом свободы. Сейчас там все не так, особенно на Делосе.
- Наверное, поэтому лучше не уезжать? Беречь свои иллюзии.
Он скупо улыбнулся:
- Я тоже об этом подумал, когда впервые увидел ее нынешнюю пыльную реальность. Но все же на Делосе я нашел кое-что неожиданное. Волшебное.
Каллиопа незаметно для себя подобралась ближе к нему и села рядом осторожно, чтобы не нарушить очарования возникшей между ними близости.
- Расскажите!
- Вы знаете гимн «К Аполлону Делосскому» Гомера?
- Немного.
Вспомню, забыть не могу
О метателе стрел Аполлоне.
По дому Зевса пройдет он,
Все боги - и те затрепещут,
С кресел своих повскакавши,
Стоят они в страхе, когда он…
- Да. Аполлон стал покровителем человеческого разума. Он правил в Дельфах, но родился и воспитывался на Делосе. Хотя это такое неподходящее место для юного бога. Длиной едва ли в три мили, шириной в милю, почти без растительности, одни болота да скалы. Первый раз я поехал туда рано утром, и остров был весь серый от тумана. Больше всего он напоминал заброшенный карьер, заваленный расколотыми камнями и заросший диким ячменем. Но к полудню туман ушел, и в полную силу засияло солнце. И я увидел то, что видела моя мать. Камни там не такие, как в Парфеноне - медового цвета, а чистейшей белизны, почти что серебряные. Они сверкали ярче, чем море и мрамор, и были живые! Они жили под жарким солнцем, в безмолвии, и среди них сновали ящерицы.
