Изъятые предметы поименованы в приложении один и опознаны свидетелями обвинения — гражданами Флоренции, синьорами Ди Медичи и Да Винчи — как находившиеся в суме для сбора милостыни, принадлежащей обвиняемому.
На дознании обвиняемый упорствовал и виновным себя не признал.
С целью установления личности обвиняемого было учинено дознание, в ходе которого были опрошены указанные обвиняемым в качестве его знакомых лица. Однако брат Ангелико, состоящий в монашеском ордене св. Доминика, не смог с уверенностью опознать в обвиняемом брата Альбано, поскольку виделся с братом Альбано последний раз в школьном классе, когда оба были нежными отроками. Настоятель монастыря св. Марии, отец Бартоломео отказался от опознания, ссылаясь на слабое зренение.
Дабы точно и беспристрастно установить личность обвиняемого, высокий суд пригласил в качестве свидетеля его преосвященство кардинала-прелата Риарио, Пьетро, хорошо знавшего брата Альбано».
* * *
— Приведите свидетеля к присяге, — дежурным голосом потребовал судья.
Молодой кардинал вскочил с кресла, бодро спустился вниз и вонзил в судью разящий взгляд, ответил:
— Меня нет нужды приводить к присяге! Я уже принес свою главную присягу — служить Господу, когда принимал монашеские обеты. Может ли присяга какому-либо земному суду понудить меня быть честнее? Никогда. Поэтому я с полной искренностью заявляю: представленные мне судом рекомендательные письма, изъятые у обвиняемого, написаны мной. Перстень с моей гербовой печатью также принадлежит мне и действительно был передан брату Альбано для исполнения обязанностей моего помощника. Но сам обвиняемый лично мне неизвестен.
— Прошу ваше преосвященство повторить еще раз громко и отчетливо.
— Человек, именующий себя «братом Альбано», мне неизвестен.
Обвиняемый резко вскочил со скамьи, кандалы его обреченно загремели, но стражники принудили его сесть на место.
— Каким же образом к этому человеку попали письма и перстень, принадлежащие вашему преосвященству?
— Доподлинно мне это неизвестно. Полагаю, они были похищены обвиняемым в числе прочего имущества. — Его Великолепие украдкой бросил взгляд на синьора Пикколомини, его бесцветные губы растянулись в самодовольную улыбку.
Дальнейшее разбирательство не заняло и четверти часа, судьи вздохнули с облегчением и, мало заботясь о формальностях, огласили обвинительный вердикт, приговорив грабителя и убийцу к казни через повешенье.
* * *
Человека, назвавшего себя братом Альбано, стражники потащили по коридорам Синьории к наспех сколоченной виселице. Он сильно изменился за эти несколько дней. Следы от вызванной соком молочая высыпи изгладились, уступив место кровоподтекам и синякам от побоев, холщевое рубище не могло скрыть следов пыток на его теле. Во многих местах оно пропиталось кровью, а его правая рука висела подобно плети. Лицо его заострилось, побледнело и приобрело некое особенное благородство. Оно стало подобно лицу мученика на забытой иконе. Леонардо выхватил тетрадку и принялся делать зарисовки, чтобы сохранить это удивительное выражение.
Оказавшись на галерее Синьории, он сделал отчаянное усилие, вырвался из рук стражников, бросился к парапету, склонился вниз и закричал:
— Жители Флоренции! Будьте вы прокляты! Покупаете себе хлеб за морем и солдат за горами? Возомнили, что деньги могут защитить вас от гнева Божия? Нет! Пусть на ваши головы обрушится моровая язва, черные чумные крысы заполонят ваши улицы, а погребальные костры заменят карнавалы. Каждый третий из вас умрет!
Горожане, собравшиеся поглазеть на казнь и пребывавшие в большом оживлении, разом притихли. Хотя в голубых небесах не было ни единого облачка, над площадью зашелестел ледяной ветер, какая-то девица пронзительно вскрикнула и лишилась чувств. Заплакал ребенок, вороны черным вихрем слетались к виселице — рукотворному дереву смерти. Стражники сперва внимали его словам, как завороженные, но нашли в себе силы вырваться из-под черных чар, оторвать обезумевшего убийцу от парапета и потащили по лестнице вниз, но он продолжал биться в их руках, словно припадочный, выкрикивать свои страшные проклятия:
— Ты, Пьетро, мой негодящий брат во Христе! Ты надел рясу нашего братства, но никогда не получишь ключа от Святого престола! Тебе не пережить отца, ты умрешь молодым, в корчах и страшных мучениях. Твой ублюдочный братец Джироламо [39]недолго переживет тебя и будет убит собственными друзьями… — Даже побои стражников не могли заставить его замолчать. Его губы побелели от пены безумия, раны начали кровоточить, и кровь пятнала свежеструганые доски, когда его втаскивали на виселицу. Он продолжал кричать: — Ты, Да Винчи, мнящий себя ученым, все твои изобретения останутся рисунками безумного! Ни одно из них не принесет пользы! Всю жизнь ты будешь неприкаянно бродить по свету, будешь искать ее, только ее — но больше никогда не увидишь этой женщины… — Стражники связали его руки за спиной, набросили на шею петлю, но так и не смогли заткнуть его окровавленного, жестокого рта. — Ты, Джулиано — мерзкая, презренная тварь в змеином гнезде Медичи — тебе не стать правителем этого проклятого города! Никогда. Ты отгулял свой последний карнавал… Тебе не дожить до следующей Пасхи. А вы, Великолепный синьор Лоренцо… — он не сумел договорить.
Капитан Дель Сарто отодвинул палача и одним точным движением привел виселицу в действие. Убийца и отравитель раскачивался на веревке, издавая глухой вой, его тощие ноги обнажились и задергались в смертных судорогах, потом он затих и вытянулся. Так всегда бывает, когда человек превращается в тело, лишенное жизни. Леонардо знал это и стремился запечатлеть на бумаге мгновенье, когда душа отлетает из уст на последний суд, и только голуби способны видеть ее…
На выходе из здания Синьории его Великолепие подозвал своего казначея и наказал ему выплатить вознаграждение, обещанное палачу, синьору Дель Сарто, на что капитан лишь отмахнулся:
— Не стоит вашего беспокойства, синьоры! Я сделал это от чистого сердца.
* * *
Синьор Да Винчи, живописец, член гильдии святого Луки, вернулся в мастерскую и до самой глубокой ночи не выпускал из рук кисти. Он верил, что полотно сохранит для него лицо синьоры Марии, даже если им не суждено свидеться в земной юдоли. Картина сохранит черты прекрасной моны в ликах мадонн и святых. Рано или поздно его дни сочтутся, но она останется такой же свежей и прекрасной, как лунный свет. Когда он исполнит свое предназначение, древнее братство войдет в его жизнь подобно сиянию луны и ему откроется знание, способное изменить мир.
