— Я понимаю ваши чувства. Вы перед ним в долгу. Однако к нам попала информация, являющаяся в высшей степени обличающей.
Рис смущенно шевельнулся.
–. Вы говорите о дневнике капитана Грира? Несомненно, вам известно, что капитан вел записи о войне, желая сохранить в памяти все то, что пережил. И это ему пригодилось — в настоящее время он публикует заметки в лондонской «Таймс».
— Мне это известно. К сожалению, его дневник выходит за рамки простых мемуаров. В нем содержатся записи о перемещениях британских войск, о встречах с представителями высшего командования и даже информация стратегического плана. Записаны даты и время, словом, все важные сведения, представляющие большую ценность для русских.
— Но дело в том, сэр, что он не передавал свой дневник русским. Как вы сами заметили, он у вас.
— Это правда. И вероятно, могло бы послужить оправданием, если бы однажды капитан не перешел линию обороны противника.
У Риса в животе похолодело. Ему стоило большого труда не выказать удивления или злости — Трэвис ни словом не обмолвился об этом.
— По вашему лицу вижу, майор, что вы об этом и не подозревали.
— Полагаю, у вас имеются доказательства?
Полковник кивнул:
— Во время расследования один сержант из полка капитана обмолвился, что однажды ночью капитан уходил из лагеря. Грир сказал, что хочет навестить какого-то родственника, который живет в деревне неподалеку. Эту информацию подтвердили во время допроса и другие.
— И что капитан сказал в свое оправдание?
— Мы все еще собираем данные. В настоящий момент, как вы, вероятно, знаете, он находится под домашним арестом.
— Этому наверняка имеется какое-то объяснение, полковник. Капитан Грир — преданный солдат. Мне нужно поговорить с ним и узнать, что было той ночью.
Полковник слегка покачал головой:
— Можете спрашивать его о чем угодно. А мы продолжим наше расследование. Мы собираем улики против капитана, и предупреждаю вас, майор: как только соберем все необходимые доказательства, передадим дело в трибунал.
Рис ушел от полковника со смешанным чувством злости и страха и тотчас направился в городской дом Трэвиса на Брук-стрит. Трэв солгал ему. Во всяком случае, кое-что утаил, а это в общем-то одно и то же.
Когда экипаж подкатил к дому, Рис не мог не заметить «сторожевого пса», стоявшего на карауле под фонарным столбом. Второй слуга, очевидно, вел наблюдение за задней стороной дома. Рис сразу поднялся на крыльцо и громко постучал в дверь. Трэвис открыл ему почти сразу. Его светло-русые волосы были взлохмачены, как будто он только что провел по ним рукой, а сквозь очки мрачно смотрели красные глаза.
— Ты скверно выглядишь, — заметил Рис, входя в дом. — Чем занимался прошлой ночью? Не расставался с бутылкой бренди?
Трэвис вздохнул:
— Выпил лишнего. Я так долго сижу взаперти, что мне хочется разнести эти стены.
— И тогда попадешь в застенки куда худшие. Если тебя не повесят.
Трэвис выпрямился.
— Ты разговаривал с полковником Томасом?
— Разговаривал. Я только что от него.
Трэвис кивнул в сторону гостиной, где они могли поговорить с глазу на глаз.
Они вошли в комнату, и Трэвис сдвинул створки дверей.
— Что случилось?
— Может, для начала расскажешь, зачем покидал лагерь без разрешения, ходил на территорию противника?
Трэвис съежился, как проколотый шарик, и обессиленно опустился на диван.
— Мне следовало догадаться, что они обо всем узнают.
Рис сел напротив.
— О чем ты, черт подери, думал?
Трэв поправил на носу очки в золотой оправе.
— Я ходил навестить тетю, сестру моей матери. Я никогда не виделся с ней, но знал, где она живет. Это было не так далеко от нашего расположения войск. Я решил, что успею слетать туда и вернуться до наступления утра. У меня не осталось никого из родных, только тетя да пара еще каких-то дальних родственников. Я должен был навестить ее. Не смог устоять.
Рис покачал головой. Безусловно, это была глупость, но толкнуть на нее солдата могло чувство одиночества и сознание, что семья где-то рядом…
— Как они узнали? — спросил Трэвис.
— Расспрашивали солдат в твоем полку. Вероятно, ты говорил кому-то о своих планах.
Это произошло почти год назад, перед Балаклавским сражением, когда Трэв потерял руку.
— Я хорошо знал этих людей и сказал им, что хочу увидеться со своей тетей. Мне нужна была их помощь, чтобы незаметно уйти. Для них это было нечто вроде развлечения, и они с пониманием отнеслись к моему желанию. По крайней мере мне казалось тогда, что с пониманием.
— Черт знает что, Трэв! Это все, что я могу сказать. Полковник Томас не остановится, пока не соберет достаточно свидетельств, чтобы предъявить тебе обвинение.
Трэвис вскочил с дивана.
— Он никогда их не соберет. Я никоим образом не помогал русским. Я не шпион, майор, клянусь.
Рис тоже встал.
— Я верю тебе. Фокус состоит в том, как заставить полковника Томаса тебе поверить.
— Что мне делать?
Рис окинул взглядом помещение, вдохнул застоявшийся запах табака. Трэв был не тот человек, которого можно держать в четырех стенах.
— Посиди тихо еще немного. Я собираюсь встретиться с братом. Он знает всех в этом проклятом городе. Надеюсь, что с помощью своих связей он сумеет выяснить, почему полковник Томас столь решительно взялся за тебя.
Несчастное выражение, появившееся на лице Трэвиса, заставило Риса поскорее уйти, чтобы взяться за дело, не откладывая его в долгий ящик.
— Спасибо за все, — только и сказал Трэв.
С Брук-стрит Рис сразу направился в городской дом брата, находившийся всего в нескольких кварталах от дома капитана.
День стоял пасмурный, но не холодный. Рис постучал в дверь.
— Добрый день, Ратжерс, — поздоровался он с давнишним дворецким семьи.
— Добрый день, милорд.
Пропуская Риса вперед, дворецкий отступил в сторону.
— Полагаю, мой брат дома? Он должен меня ждать.
Пожилой мужчина с седой головой слегка кивнул:
— Да, сэр. Его светлость — в кабинете. Он просил проводить вас к нему, как только вы появитесь.
— Я сам найду дорогу.
Рис хорошо знал дом, поскольку не раз останавливался здесь с отцом и братьями, когда был ребенком. Пройдя по коридору, он легонько постучал в дверь кабинета и, повернув ручку, толкнул ее.
Ройял, золотистый блондин с золотисто-карими глазами, похожий на высокого золотого льва, сидел за большим письменным столом. Место напротив него занимал его лучший друг Шеридан Ноулз, виконт Уэллсли.
— Я не знал, что ты не один, — произнес Рис.
