– У меня имеются собственные источники сведений.
– А личность предателя вам также была известна?
Набрав на палец изрядное количество табака, барон поднес к носу понюшку:
– К сожалению, нет.
Подойдя к столу, виконт оперся ладонями о полированную поверхность и подался вперед:
– И что, вы так и не выяснили, кто являлся этим «Алкивиадом»?
– Нет.
– Всерьез ожидаете, что я поверю?
– Верите вы или нет, не имеет для меня никакого значения, – надменно поднял бровь Джарвис.
– Что случилось с письмами?
– Пропали. Как и сэр Нигель.
– И это не вызвало у вас беспокойства?
– Разумеется, вызвало, – барон захлопнул крышку табакерки. – Мы с лордом Грэнтэмом, тогдашним министром иностранных дел, измыслили парочку хитростей, чтобы заставить этого субъекта выдать себя. Увы, ни одна уловка не сработала. В том же году состоялись переговоры с американцами по предварительному мирному соглашению, которое вскоре было подписано. Личность «Алкивиада» осталась неизвестной.
– А когда сэр Нигель пропал почти сразу после возвращения из колоний, вы не заподозрили, что его смерть могла каким-то образом быть связана с обличающими письмами?
– Конечно, заподозрил, – сухо признал вельможа. – Однако не было смысла разглашать этот факт.
– Как много людей знало о вашей миссии в колониях?
– По задумке, поездка держалась в строжайшей тайне.
– Но ведь ваше отсутствие в Лондоне невозможно было не заметить?
Джарвис соединил кончики пальцев, любопытствуя про себя, что виконту и впрямь известно, а что он только подозревает.
– Вовсе нет. Разве так уж трудно потерять из виду кого-то из знакомых? Со всеми этими загородными приемами, отлучками в охотничьи домики и необходимостью уделить внимание поместьям?
На щеке Себастьяна дернулся мускул, однако он промолчал.
– Конечно, с сэром Нигелем дело обстояло сложнее, – продолжил вельможа, – из-за близости имения Прескоттов к Лондону. По-моему, баронет распустил слух, что отправляется в Ирландию.
Залегла напряженная пауза. Джарвис ожидал напрашивающегося вопроса. Однако Девлин либо уже знал правду, либо не мог решиться задать такой вопрос злейшему врагу, и сказал только:
– Учитывая ваше противодействие перемещению Френсиса Прескотта в Кентербери, я нахожу, что ваши отношения с его покойным братом… – виконт помедлил, словно подбирая подходящее слово, – скажем так, наводят на размышления.
– На вашем месте я бы не увлекался подобными размышлениями, – Джарвис поднялся из-за стола. – Мне не совсем понятно, как то, что случилось с сэром Нигелем тридцать лет назад, может касаться недавней гибели епископа – даже если эти двое действительно встретили свою смерть в одном и том же странном месте.
– Люди, против которых вы выступаете, имеют досадную склонность к преждевременной кончине, – язвительно усмехнулся Себастьян.
– Допустим. Но между мной и баронетом не было вражды.
– Вы считали его субъектом дурного тона.
– Поверьте, имей я обыкновение устранять людей только по этой причине, лондонское общество сильно бы поредело.
– Однако вы действительно возражали против назначения Френсиса Прескотта архиепископом Кентерберийским?
– Возражал. Тем не менее, ситуация вряд ли требовала крайних мер. Вы же не думаете на самом деле, что принц предпримет столь важный шаг, не посоветовавшись со мной?
– «Посоветоваться» и «послушаться» – разные вещи.
– Вы недооцениваете мой дар убеждения.
Виконт приблизился к окну, выходящему на Мэлл, и, прищурившись, уставился на дорожную толчею.
Джарвис пристально изучал повернутое в профиль, напряженное лицо собеседника.
– Я слышал, священника прихода Святой Маргариты тоже убили, – заметил он. – А вам не приходило в голову, что определенная склонность к излишней драматизации побуждает вас предполагать в этом деле большее, чем есть в действительности? Возможно, кто-то в деревенской округе просто недолюбливает священнослужителей?
Девлин покосился на вельможу. Тень усмешки скользнула по его губам.
– А как же тридцатилетней давности мумия старшего Прескотта в крипте?
– Она может быть совершенно не связана с нынешними событиями. Курьезное, но не существенное совпадение.
– Может, и так, – согласился Себастьян, отталкиваясь от подоконника.
– Но вы считаете иначе?
– Да, – бросил виконт, направляясь к двери. – Я считаю иначе.
В библиотеке городского особняка Сен-Сиров на Гросвенор-сквер Себастьян в одиночестве сидел в кожаном кресле у пустого камина. Комнату давно заполонили длинные вечерние тени. Но когда один из графских лакеев явился, чтобы зажечь свечи в настенных канделябрах, виконт взмахом руки отправил его восвояси.
За окном снова припустил дождь. Было слышно, как барабанят капли по листьям росших на площади лип, как всплескивают лужи под колесами экипажей, в которых представители высшего общества покидали свои элегантные дома, чтобы окунуться в вечерний круговорот званых обедов, карточных вечеров, раутов и балов.
Доканчивая третий стакан бренди, Себастьян уловил приближение знакомых шагов, поднимавшихся по входным ступеням. Из холла послышался приглушенный обмен фразами. Затем на пороге возник Гендон с тонкой свечой в руке.
– Говорят, ты меня искал.
– Искал.
Золотистый огонек свечи отбрасывал блики на широкое и такое родное лицо. Задумчиво двигая челюстью, граф постоял минуту, прежде чем направиться к ближайшему канделябру:
– Не возражаешь, если я зажгу свет? Ведь не все видят в темноте, словно кошки.
Себастьян поглубже вжался в кресло, скрестив вытянутые ноги в щиколотках.
– А я, вероятно, унаследовал эту особенность от своего настоящего отца? Любопытно, вам хоть известно, кто он? Или матушка увезла эту маленькую тайну с собой тем летом, когда мне исполнилось одиннадцать?
Рука Гендона, протянутая к очередному светильнику, застыла. Капли горячего воска брызнули на стоявший внизу полированный столик.
– Мне не совсем понятно, на что ты намекаешь подобными рассуждениями, – граф спокойно продолжил свое занятие, но Себастьян заметил, что отцовская рука утратила прежнюю твердость.
– Да неужели? – подхватился с кресла Девлин. – Нынче утром у меня состоялась интереснейшая беседа с вдовой сэра Нигеля. Дама утверждает, что ваша троица – вы, ее супруг и лорд Джарвис – отплыла в американские колонии в декабре 1871 года.
Гендон перестал зажигать канделябры и замер в дальнем конце библиотеки, сжимая свечу.
