Но Себастьян не упомянул ни о противоречивости, окружающей дату отбытия делегации в колонии, ни о том, какие последствия имело бы отплытие в декабре для его собственной законнорожденности.
– Очень немногие младенцы, появившиеся на свет семимесячными, выживают, – заметил Гибсон.
– И все же это возможно?
– Да, возможно. Но, как по мне, больше смахивает на то, что леди Прескотт была неверна мужу.
Себастьян припомнил рассказ тетушки Генриетты о неподходящем ухажере юной Розамонды и об отчаянном побеге в Гретна-Грин, пресеченном разгневанным отцом девушки.
– Совершенно логично, не так ли? – подался вперед доктор. – Вернувшись из Америки, сэр Нигель обнаруживает, что жена беременна от другого. Супруги ссорятся. Баронет, хлопнув дверью, вылетает из дома, веля подать лошадь. Затем скачет в ночь, намереваясь встретиться с мужчиной, наставившим ему рога, и…
– И оказывается мертвым в крипте местной церквушки, – с сухой иронией закончил Себастьян.
– О, – откинулся назад ирландец. – Об этом я и запамятовал. А ты не знаешь, кто был тем ухажером?
– Нет. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов послания «Алкивиада». Вполне возможно, сэр Нигель в ту ночь умчался из Прескотт-Грейндж, разъярившись из-за неверности супруги, но, как мне кажется, именно письма являются ключом к разгадке смерти баронета.
Девлин поймал себя на том, что засмотрелся на юную подавальщицу, которая пересмеивалась с хозяином гостиницы, набирая полные руки пивных кружек. Не старше шестнадцати лет, с густой гривой каштановых волос и широкой, заразительной улыбкой, девушка до того напоминала Кэт в таком же возрасте, что в груди заныло от тоски по всему, что он утратил и что мог бы иметь.
– Что с тобой, Себастьян? – негромко спросил Гибсон. – Ты, похоже, не все мне рассказал…
– А? – виконт перевел взгляд на лицо друга и мотнул головой. Вместо того чтобы ответить, он продолжил умозаключения: – Ты, конечно же, понимаешь, что это совершенно не дает нам даже частичного ответа на первоначальный вопрос?
– Какой вопрос?
– Кто убил треклятого епископа?
– И преподобного Малькольма Эрншоу, – напомнил доктор.
– И преподобного Эрншоу, – согласился Девлин.
Друзья уже покидали таверну, когда Себастьян, сунув руку в карман, достал небольшую сложенную бумажку: «Доктор и миссис Дэниел Маккейн, Чейни-Уолк, 11, Челси».
– Что это? – поинтересовался наблюдавший за виконтом Гибсон.
Нахмурившись при виде нацарапанных строк, Девлин с трудом воскресил в памяти неожиданную встречу на Уайтхолл с капелланом Прескотта, который лепетал что-то о пробеле в распорядке дня епископа.
– Это адрес. Имя и адрес семейства из Челси, которое епископ посетил в понедельник перед своей гибелью, – Себастьян мог и ошибаться, однако у него возникло тревожное подозрение, что Маккейном звали доктора, сопровождавшего мисс Джарвис при осмотре Королевского госпиталя.
– Челси? – удивился Гибсон. – Какого рожна было епископу делать в Челси[49]?
– Не знаю. Но завтра с утра первым делом намереваюсь это выяснить.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 13 ИЮЛЯ 1812 ГОДА
Наступившее утро выдалось холодным и хмурым. Густой туман накрыл промокший город, зависая грязными клочьями вокруг дымоходных колпаков. Сэр Генри Лавджой сидел в своем кабинете на Боу-стрит, укутав шею шарфом и развернув на письменном столе объявления о розыске преступников, когда в комнату вошел Девлин.
– Милорд, – вскочил на ноги маленький магистрат. – Прошу, присаживайтесь.
– Нет, благодарю вас, я лишь на минутку, – мотнул головой Себастьян. Вытащив из кармана сложенную бумажку, он положил ее на раскрытую еженедельную "Полицейскую газету"[50]. – Вот название и дата отплытия судна, которое предположительно вышло из Портсмута в феврале 1782 года. Но возможно так же, что это судно отплыло из Лондона где-то в середине декабря 1781 года, направляясь в американские колонии. Хочу попросить, чтоб вы проверили, когда и откуда на самом деле отправился корабль.
– «Альбатрос», – повертел записку в руках Лавджой. – Министерство торговли должно располагать необходимыми сведениями. Могу заглянуть туда сегодня днем. Я так понимаю, это каким-то образом связано со смертью епископа, Малкольма Эрншоу и сэра Нигеля?
Виконт ощутил, как к щекам приливает горячая краска.
– Да, но я был бы признателен за сохранение конфиденциальности любых полученных вами сведений.
– Можете всецело рассчитывать на мою предельную осторожность, – церемонно кивнул магистрат.
– Полагаюсь на вашу щепетильность, – отозвался Девлин, направляясь к двери. – Благодарю вас.
– Не совсем понимаю ваш неотступный интерес к Америке, – задержал друга Лавджой.
Себастьян обернулся:
– А разве вы не находите любопытным то обстоятельство, что события, окружающие смерть обоих братьев Прескоттов, все время возвращаются к колониям?
– Большинство высокопоставленных особ в Лондоне имеют связи с Америкой, – пожал плечами магистрат. – Допускаю, что и у вашего отца были деловые отношения с колониями.
Девлин сморгнул, но промолчал.
– Лично я, – вел дальше сэр Генри, – более значимой полагаю встречу епископа с Джеком Слейдом.
– Однако в ночь исчезновения старшего из Прескоттов Слейд сидел под замком здесь, в Лондоне.
– Это так. И все же у парня мог быть сообщник, который и совершил убийство.
Себастьян покачал головой:
– Если бы я намеревался поквитаться с человеком, которого считал бы виновным в гибели всех своих родных, я бы захотел видеть его смерть. И постарался бы убедиться, что мерзавец точно знает, за что умирает.
Магистрат, вдруг сделавшийся странно напряженным, отвел глаза и прокашлялся:
– Да… ну что ж… возможно. Но вы должны признать, что появление Слейда в жизни Прескотта именно в этот момент настораживает.
– Не стану отрицать, – отозвался виконт.
* * * * *
Полчаса спустя Себастьян в своей гардеробной на Брук-стрит втирал в волосы пепел, когда на пороге возник Том с франтовато подвешенной на перевязи рукой.
– Говорят, ваша милость собирается нынче в Челси, – заметил грум тоном, напряженным от желания казаться безразличным. – Не хотите, чтоб я подал коляску?
– А что это ты поднялся? – нахмурившись, покосился на мальчика Себастьян.
– Доктор Гибсон сказал, что можно.
– Встать с постели и приступить к работе – разные вещи.
– Да если я все время буду валяться без дела, то мне только и останется, что в Бедлам! Ну, пожалуйста, хозяин!
