Он повернулся к Ричарду:
— Ты прав. Я должен буду сопровождать ее на вечерних приемах и предупреждать насчет всех тамошних волков.
Ричард поднял брови:
— Вот так так… Я не перейду грань, если спрошу тебя, почему ты не сделал этого с самого начала?
Макс уставился в огонь камина.
— Верити ничего не хочет принимать от меня. Она едва выносит мое присутствие. Ты видел, как она сбежала сегодня утром.
Губы Ричарда скривились.
— Да, видел. Но…
— Я не хотел ни к чему ее принуждать, — осторожно выговорил Макс.
— Тут возникает некоторая проблема, — заметил Ричард. — Тебе нужно убедить ее, что она тебе нужна. А это трудно, если вы все время проводите порознь.
Стараясь не нарушить тишины, он отворил дверь, соединяющую их покои. Верити сидела за туалетным столиком, подняв тонкие руки, — она застегивала на шее жемчужное ожерелье Блейкхерстов. У него во рту пересохло, когда он вспомнил, как эти руки обвивали его шею, как билась жилка на ее горле как раз там, где теперь сияли жемчуга.
И это платье… Скромное, сдержанное платье небесно-голубого шелка с розовым пояском и отделкой. Это самое платье было на ней тогда в Блэкени, в день его рождения. Она выглядела… прелестно. Он сделал глубокий вздох. И еще один. Чтобы голос его наверняка не дрогнул.
— Тут есть подходящие серьги, Верити.
Верити рывком обернулась, ее глаза расширились.
— Что… что вы здесь делаете?
— Они должны были храниться вместе с ожерельем. — Он проигнорировал и ее вопрос, и то, что при его приближении у нее явно прервалось дыхание.
Серьги лежали на туалетном столике.
— Позволь мне, — хрипло сказал он, подбирая их со стола.
— Н-нет… Это просто… Я сама…
Ее протесты затихли, когда он осторожно вдел первую серьгу. Ароматы рая окутали его символом чистейшей невинности. Желание скрутило его, как канатом, когда он вдевал вторую серьгу. Закончив, он положил руки на ее плечи и притянул к себе.
— Нет… — Нежный шепот, неуверенный… но не испуганный.
— Да, — пробормотал он, целуя ее.
Нежно, бережно, отчаянно сдерживая яростный порыв страсти. Ее губы смягчились, и он ощутил их вкус. И тут же отпустил ее. Прежде чем она стала сопротивляться. Прежде чем он дал ей повод к тому.
Он склонил голову.
— Моя дорогая. Сегодня вечером я буду сопровождать вас.
— Вы… будете сопровождать меня? Но… зачем?
— Чтобы наслаждаться вашим обществом, моя дорогая. — Боже, помоги ему, или это наслаждение станет пыткой.
Верити улыбнулась и автоматически протянула руку хозяину и хозяйке. Короткая поездка в экипаже и толпа в зале лишь добавили ей смущения. К ее растерянности, в присутствии Макса ее приветствовали с гораздо большим уважением.
За исключением герцога Калверстона, который, пользуясь дружеским приветствием Макса как поводом, поднял руку Верити к своим губам и одно временно покосился в ее корсаж. От его прикосновения по ее коже побежали мурашки, хотя она была в лайковых перчатках.
— Счастлив видеть вас, леди Блейкхерст. — Калверстон усмехнулся, и ей показалось, что она испачкалась грязью. — Кажется, вы обещали мне вальс на этот вечер. Позже я вас разыщу.
— Ну и ну, племянница, — прошипела за спиной леди Арнсворт, — Вам так необходимо поощрять каждого встречного мужчину, чтобы он провожал вас томным взглядом?
Верити, охваченная яростью, забыла свою роль и развернулась к ней.
Увидев, что Макс округлил руку, готовясь вновь сопровождать ее, она легко положила руку в перчатке на его рукав. Вот так. Не дрожать. Не возбуждаться. Это просто рукав. А в нем — совершенно обычная рука. Все остальное — лишь ее воображение.
Он не глядел на нее, но кивнул своей тетке:
— Добрый вечер, Альмерия. Прошу нас извинить. — И повел ее прочь. — Верити, если Калверстон или кто-то еще вроде него приблизится…
Она уперлась и потянула руку к себе.
— Так вы здесь в качестве сторожевого пса! Шпионите! — прошипела она. — Если вы хоть на минуту подумали… — Тут она вспомнила про свой план и сменила тактику. Захлопав ресницами, что, как она надеялась, выглядело абсолютно вульгарно, она проворковала: — Так вы, Блейкхерст, решили убедиться, что я блюду себя? Как мило!
Его брови моментально сдвинулись.
— Ты о том, что я сказал тебе тогда в Блэкени?
Внутри у нее все заледенело, превратившись в тошнотворный ком.
— В Блэкени, милорд? Вы много чего говорили в Блэкени, — Она постаралась растянуть губы в широкую улыбку. — Ах, я вспомнила! Это было на террасе?
Его челюсть, казалось, застыла гранитной глыбой.
— Именно так, — подтвердил он. — Хочу, чтоб ты знала…
— Нет необходимости, милорд, — ответила она. — Я не страдаю ни слабостью памяти, ни глупостью, Я абсолютно точно помню ваши слова. Ах, вот и лорд Селкирк. — Она подавила содрогание, и в висках у нее забилась боль. — Я ведь обещала ему танец. Добрый вечер, лорд Селкирк!
Максу пришлось стоять в стороне и наблюдать, как Селкирк, которого он без колебаний считал грязным животным, пристает к его жене. Его кулаки сжались. Что за дьявольскую игру ведет Верити, заигрывая с Селкирком?
За спиной раздался знакомый голос:
— Поздравляю. Ты определенно знаешь, как вывести женщину из себя.
Макс развернулся и уставился на Ричарда:
— Слушай, заткнись! Какого черта она творит? — Он дернул подбородком, указывая на Верити, которая подпрыгивала в каком-то вульгарном сельском танце.
— Ты оскорбил ее, и теперь она ведет себя в точности так, чтобы удовлетворить твои ожидания, — любезно подсказал Ричард.
Потрясенный, Макс сосредоточился не на своей ревности, а на лице Верити.
Что у нее на уме? Разве она стала бы так рисковать, чтобы вызвать в нем ревность? Она не хочет иметь с ним ничего общего. Другая возможность заставила его поморщиться. Месть. Он отверг ее. В Верити не было ни капли мстительности. Но если она думает, будто он позволит кому-нибудь танцевать с ней вальс, она жестоко ошибается.
Он выждал до последнего момента, до того, как заиграла музыка, ее рука легла в руку Калверстона, и они вот-вот должны были начать танец.
— Простите, Калверстон. Это мой танец.
Его милость открыл было рот, чтобы запротестовать, но, увидев, кто их остановил, быстро закрыл его.
Верити так легко сдаваться не собиралась.
— Я уже приглашена на этот танец, милорд. Макс испытал странное удовольствие, глядя, с какой яростью она провожает глазами его милость, поспешно отступившего к оркестровому возвышению.
Он поднял брови:
— Возможно, вы этого не знаете, миледи, но я, как муж, обладаю правом первенства.