Сердце Тернера громко стучало в груди — так громко, по сути, что он удивился, как это она все еще не догадалась о его присутствии.
Она вздохнула и потянулась.
Он стал еще тверже — подвиг, на который, по его мнению, он был не способен.
Она приподняла свои тяжелые локоны с шеи и томно обернула их вокруг головы.
Тернер застонал.
Миранда повернула голову.
— Ах ты, бестия! — выкрикнула она, забывая прикрыться.
— Бестия? — Он приподнял брови, услышав такое устаревшее слово.
— Бестия, распутник, дьявол, как тебе угодно называться.
— Виноват.
— Если бы ты был джентльменом, ты бы ушел.
— Но ты любишь меня, — сказал он, не уверенный, зачем напоминает ей об этом.
— Ужасно, что ты об этом напомнил, — прошептала она.
— Почему?
Миранда внимательно посмотрела на него, возмущенная его вопросом.
— Почему я люблю тебя? Не знаю. Ты совершенно этого не заслуживаешь.
— На заслуживаю, — согласился он.
— В любом случае, это не имеет значения. Я думаю, что больше не люблю тебя, — быстро сказала она. Что угодно, только бы сохранить остатки гордости. — Ты был прав. Это было детское увлечение.
— Неправда. Невозможно так быстро кого-то разлюбить.
Миранда округлила глаза. О чем он говорит? Ему нужна ее любовь?
— Тернер, чего ты хочешь?
— Тебя. — Это слово было едва слышным шепотом, словно он с трудом заставил себя его выговорить.
— Неправда, — сказала она, скорее из-за волнения, чем из-за чего-то другого. — Ты сам это говорил.
Он сделал шаг вперед. Он попадет за это в ад, но сперва побывает на небесах.
— Я хочу тебя, — сказал он. И это было правдой. Он хотел ее с большей силой, большим желанием и страстью, чем мог постичь. Это выходило за пределы желания.
Это выходило за пределы жажды.
Это невозможно было объяснить, и было чертовски глупо, но это было так, и он не мог этого отрицать.
Очень медленно, он преодолел расстояние между ними. Миранда замерла у огня, губы ее приоткрылись, дыхание стало неглубоким.
— Что ты собираешься делать? — прошептала она.
— По-моему, сейчас это очевидно. — И одним плавным движением, он наклонился и обнял ее.
Миранда не шевелилась и не вырывалась. Тепло его тела опьяняло. Оно проникало в нее, от чего ее кости словно плавились, заставляя ее чувствовать себя удивительно распущенной.
— О, Тернер, — выдохнула она.
— О, да. — Его губы скользнули по линии ее подбородка, и он нежно и благоговейно опустил ее на кровать.
В тот последний момент, прежде чем он накрыл ее тело своим, Миранда могла лишь смотреть на него, думая, что всегда любила его, что каждый ее сон, каждая мысль вели к этому моменту. Он все еще не сказал слов, от которых сердце ее воспарило бы, но сейчас это, казалось, не имело значения. Его голубые глаза сверкали так ярко, так сильно, что она подумала, что он должен любить ее хоть немного. А этого было достаточно.
Достаточно, чтобы это стало возможным.
Достаточно, чтобы это казалось правильным.
Достаточно, чтобы это казалось превосходным.
Миранда утонула в матрасе, когда он прижал ее своим весом. Она протянула руку и коснулась его густых волос.
— Такие мягкие, — пробормотала она. — Какое расточительство.
Тернер поднял голову и посмотрел на нее с изумлением.
— Расточительство?
— Для мужчины, — сказала она с робкой улыбкой. — Так же как и длинные ресницы. Женщины готовы убить за такие.
— Вот как? — Он улыбнулся ей, глядя сверху вниз. — И какого же ты мнения о моих ресницах?
— Очень, очень высокого.
— И ты бы убила за длинные ресницы?
— Я бы убила за твои.
— Правда? Не думаешь, что они будут казаться слишком светлыми с твоими темными волосами?
Она игриво стукнула его.
— Я хочу, чтобы они касались моего лица, а не росли на моих веках, глупый.
— Ты только что назвала меня глупым?
Она ухмыльнулась ему.
— Именно.
— Разве это глупо? — Он погладил ладонью ее голую ногу.
Она покачала головой, дыхание у нее на мгновение перехватило.
— А это? — Его рука обхватила ее грудь.
Она бессвязно застонала.
— Или это?
— Нет, — удалось произнести ей.
— И каково же это?
— Здорово.
— И все?
— Замечательно.
— И?
Миранда прерывисто вздохнула, пытаясь сосредоточиться на его указательном пальце, который выводил ленивые круги на тонком шелке, прикрывавшем ее сморщившийся сосок. И она сказала единственное слово, которым, казалось, можно это описать.
— Восхитительно.
Он удивленно улыбнулся.
— Восхитительно?
Она смогла лишь кивнуть. Его жар обжигал ее повсюду, и он был таким твердым и тяжелым — таким мужчиной. Миранда почувствовала, что соскальзывает в пропасть. Она падала, падала, но ей не хотелось, чтобы ее спасали. Ей хотелось лишь взять его с собой.
Он покусывал ее ухо, а потом его рот оказался в ямочке между плечом и шеей, и он стал зубами стягивать ее тонкую сорочку.
— Что ты чувствуешь? — хрипло спросил он.
— Горячо. — Одно это слово словно описывало каждый дюйм ее тела.
— Ммм, хорошо. Мне нравится, когда ты такая. — Его рука забралась под шелковую ткань и обхватила ее обнаженную грудь.
— О, Боже! О, Тернер! — Она изогнулась под ним, непроизвольно сильнее наполнив его ладонь.
— Боже или я? — насмешливо спросил он.
Миранда прерывисто дышала.
— Я… не… знаю.
Тернер скользнул второй рукой под подол ее сорочки и стал задирать ее, пока не нащупал мягкий изгиб ее бедра.
— В данных обстоятельствах, — пробормотал он ей в шею, — Думаю, это все-таки я.
Она слабо улыбнулась.
— Прошу, не приплетай сюда религию. — Ей не нужно было напоминать, что ее действия шли вразрез со всеми догматами, которым ее учили в церкви, школе, дома и везде.
— При одном условии.
Она удивленно распахнула глаза.
— Ты должна снять чертову штуковину.
— Я не могу. — Выдавила она.
— Она красивая и мягкая, и я куплю тебе сотню таких, но если ты не избавишься от нее сейчас, она превратится в лохмотья. — Словно чтобы продемонстрировать свою настойчивость, он потеснее прижался к ней бедрами, напоминая о силе своего желания.
— Я просто не могу. Я не знаю почему. — Она сглотнула. — Но ты можешь.
Он приподнял один уголок рта в понимающей ухмылке.
— Не тот ответ, который я ожидал, но мне нравится. — Он оперся на колени и стал задирать сорочку все выше и выше, пока не стянул ее через голову.
Миранда почувствовала, как холодный воздух коснулся ее обнаженной кожи, но, странное дело, ей больше не хотелось прикрыться. Казалось абсолютно естественным, что этот мужчина смотрит на нее и касается каждого дюйма ее кожи. Он взглядом собственника рассматривал ее пылающую кожу, и она дрожала под его жарким взглядом. Она хотела принадлежать ему всеми способами, какими женщина могла принадлежать мужчине. Она хотела потеряться в его жаре и силе.
