раз участвовала в вакханалиях у префекта претория. Развлекалась с лучшими людьми города.
«А волосы у нее, как начищенная медь горят. И такие же даже там. Она мне показывала, затащив в угол той лавки. Не знаю, как я выдержал. Наверное, Венера уберегла. Я ей недавно делал подношения».
«Дружище, давай к главному переходи!».
Вскоре так получилось, что всех бойцов растащили по комнатам волчицы. От него отстали — обозвали импотентом. Он оказался за одним столом с неким горожанином, очень прилично одетым. Под ночной кукушкой — плащом с капюшоном, была надета тога с ярко-синей окантовкой, а ее далеко не всякий может себе позволить. Случайно такие люди в подобные заведения не захаживают.
Он потребовал лучшее вино и закуску. Лавочник услужливо сам поторопился все принести. Они обсуждали известных бойцов и вполне дружелюбно болтали. В какой-то момент Дакус направился в уборную…
Справив нужду, Дакус вышел на улицу подышать. Через мгновение его окружили — это были люди Жмыха. Видимо, они караулили в тени соседнего здания. Собственно, туда его и потащили. Он пытался сопротивляться, даже парочке выбил зубы. Но их оказалось человек шесть-семь, они быстро его упаковали. Связали руки веревками и поволокли.
Выяснилось, что соседнее здание — лупанарий где хозяйничал Жмых. Дакуса заперли в одной из верхних комнат. Она была без окон, узкая, из мебели лишь каменная кровать в углу, да соломенный тюфяк на ней. Все стены разрисованы цветными похабными картинками. Видимо, клиенты выбирали позы по ним. Освещал все это убожество один фонарь, который ужасно коптил и смердел.
Бить его они, в общем-то, не стали. Пришел сам Жмых. Он объявил, либо Дакус берет крупную сумму золотом, и отправляет своего друга под землю к Аиду. После этого растворяется в любой дальней провинции. Ну, или они режут его на ремни и выбрасывают частями в римскую канализацию. Но перед этим обещали повеселиться на глазах Дакуса с его подружкой.
«Брат, откуда они могут знать про нас с Фелицей?».
Германусу не пришло на ум, откуда, и он отрицательно покачал головой.
Ему дали время на раздумья. Через час к нему зашел тот приличный горожанин. Сначала Дакус решил, что он заодно с головорезами. Но тот объявил себя агентом императора — фрументарием. Пообещал отвести к Германусу.
«Ты знаешь, дружище, я не из трусливых. Но влип в такой замес, даже не знаю… Мы вышли в коридор, там полумрак. Вот только я отлично разглядел двух людей Жмыха. Они лежали прямо на полу с перерезанными глотками. Вот так, — Дакус пальцем провел по горлу, — От уха до уха. Я, сидя в комнатушке той, даже ни шороха не услышал».
После, они с агентом спустились на первый этаж. Там оказалось полно людей в серый плащах с капюшонами. Парней Жмыха, со связанными за спиной руками, поставили на колени. У многих из них вместо лиц было кровавое месиво. Дакус услышал, как кто-то доложил, что главарь сбежал по крышам. Его ищут, но ночью это сделать не реально — считай он у себя дома.
Когда вышли на улицу, у входа стояли два преторианца. Ждали их. Его то ли под конвоем, толи под охраной привели сюда. Он так и не понял. Раздели, обыскали, и только после того пустили. И вот он здесь.
«Тебя спасла мать Деметра, ты должен ей жертвовать барана, — Германус говорил серьезно, — Это она пришла ко мне во сне. Я потребовал от лекаря найти тебя. Хотя, толком не помнил тогда ничего».
* * *
Атилию положили в загородку на сено. Сира помогла ей переодеться в обычную тунику. Она оказалась в конюшне, Клеменс конюх — это его вотчина.
Особняк Луция был одним из тех немногих домов в Риме, который имел личную конюшню. Здание построено с расчетом на четырех лошадей. Две для колесницы хозяина, одна для посыльного, и еще подменная.
Закон позволял ездить верхом или в упряжи по городу только ночью. Колесницей Луций пользовался, если его срочно вызывали во дворец или отправляли в провинции. Конечно, и в таких случаях он передвигался ночью, как и его юноша-посыльный.
Обычно он доезжал до отцовской виллы, и там отдыхал перед длительным путешествием. Она располагалась на полпути к Остии — морскому порту Рима. Отец его был человеком дальновидным, когда выбрал тут землю. Сев на корабль в Остии можно добраться в любую точку империи самым быстрым путем.
Холм Целий, на котором находился дом Луция, тоже имел удобное расположение. Он простирался недалеко от главного римского холма Палатина, который полностью принадлежал императору. Там возвышался его большой дворец и огромные сады. Не смотря на близость к центру, та часть Целия, где построился отец Луция, находилась в тихом месте. Выбраться из Рима отсюда было делом не сложным. Для этого не надо пробираться через переполненный центр или узкие улочки бедных кварталов.
Еще сто лет назад холм Целий считался плебейским, и не престижным. Но большие пожары уничтожили все дома бедняков. Император Тиберий роздал тут крупные участки своим родственникам и близким. На склонах, выходящих к Палатину, построилось много дворцов римской знати, из родственников Тиберия. Оттуда открывался чудесный вид на императорские сады и центр города.
После такого, на оставшейся большей части Целия стали появляться кварталы патрицианских домов и просто богатых горожан. Отец Луция купил дом у сенатора, отправленного в изгнание предыдущим императором за какой-то проступок.
Тогда это был достаточно просторный дом римского патриция. Такие дома образовывали квартал из четырех участков, примыкающих друг к другу. Они почти все имели одинаковый размер, и планировку самого дома.
Луций когда вступил в наследство, решил все переделать. Он увеличил дом различными пристройками. Для этого пришлось вырубить почти весь сад на участке.
