Капитан взглянул на другую сторону полянки, туда, где блестели на солнце глянцевые листья банановых пальм и тяжелые золотые грозди. В воздухе витал сладкий аромат дикого жасмина. Да и сам воздух казался легким, теплым, свежим – совсем не таким, как в родном Йорктауне, холодном и промозгло-сыром. Боже, как же он любил этот дивный остров. Если бы Сара испытывала тот же восторг, что и он!
Гидеон печально покачал головой. Разве способна богатая англичанка из титулованной семьи оценить по достоинству чистую, не испорченную цивилизацией красоту Атлантиса? Вряд ли такое возможно. Как правило, леди не впадают в восторг от вида дикого пляжа. Да и на пиратов привыкли смотреть свысока, с легким презрением. Любая из них приложила бы немалые усилия, чтобы вернуться в свою холодную, бескровную Англию. Внешность благородных англичан обманчива.
Капитан посмотрел на пряжку, в которой ярко сияли драгоценные камни из брошки матери. Как же он ненавидел напыщенных аристократов! Ведь это по их вине его оставили на милость жестокого человека, который понятия не имел, как обращаться с ребенком. Да и не только с ребенком.
Вот почему много лет спустя, едва началась война 1812 года, Гидеон с готовностью бросился помогать родной стране. Он видел, как английские военные корабли нападали на американские суда и захватывали в плен моряков, утверждая, что те всего лишь английские дезертиры. Он сам однажды едва не попался. О жестокости англичан знали все.
И все же капитану Хорну всегда и везде удавалось одерживать верх над самовлюбленными жителями Старого Света – во всяком случае, до встречи с мисс Уиллис.
Властитель морей нервно провел рукой по волосам. Что сделала с ним Сара? Он почти забыл, кто она такая и из какой страны явилась. Казалась страстной – совсем не такой, какими американский пират представлял себе английских леди. Всех без исключения.
И все же нельзя поддаваться обаянию пылкой натуры. Едва страсти остынут, а чопорное английское воспитание всплывет на поверхность, все изменится. Это факт.
Нет, нельзя давать англичанке шанс улизнуть. Резко повернувшись, капитан стремительно зашагал к пляжу. Он не позволит ей одержать верх. Непременно сделает своей, затащит в постель. И будет держать ровно столько, сколько захочет. Он не пойдет на поводу у девчонки, не даст ей разрушить свою жизнь так же, как в свое время мать разрушила жизнь отца.
Но тут в душе возникло сомнение. Кто же из них двоих губит чужую жизнь? Надо признать, что там, в Англии, Сара принадлежала к богатой титулованной семье и занимала прочное положение в обществе. И вот он, капитан Хорн, отнял у нее все и привез на затерянный в океане остров.
Скрипнув зубами, капитан направился к пляжу. Ну ладно, пусть он действительно отнял у несчастной мисс богатство и положение. Но ведь выбора не было. Если бы Сару оставили на «Добродетели», она непременно организовала бы погоню за шхуной.
«Не пытайся оправдываться, – прошептал внутренний голос. – Сам понимаешь, что не было необходимости забирать девчонку».
Гидеон остановился, глядя перед собой невидящим взглядом. Совесть давно его не тревожила, да еще так сильно. В тот самый день, когда отец умер, проклиная мать, Гидеон решил, что такую роскошь он себе позволить не может. Мать явно не считала нужным прислушиваться к голосу раскаяния, а отец, который то и дело безжалостно наказывал семилетнего ребенка, вообще не хотел слышать ни о чем подобном. Поэтому Гидеон решил, что и ему будет гораздо легче жить на свете, не прислушиваясь к голосу совести.
Но почему эта проклятая штука вдруг одолела его сейчас? И из-за кого? Из-за английской аристократки.
Капитан с задумчивым видом шел по берегу. Все дело в слезах Сары. Слезы – мощное оружие. С их помощью женщины могут добиться чего угодно. Мать, видимо, хорошо это знала.
– Капитан! – Гидеон взглянул туда, откуда доносился голос, и увидел Барнаби и Сайласа. Они явно ждали его. Помощник яростно дымил сигарой, а повар что-то бормотал и нервно шагал взад-вперед. Деревянная нога уже проложила в песке глубокую колею.
Гидеон ускорил шаг и через пару минут оказался рядом.
– Что случилось?
– Матросы недовольны, – заговорил Барнаби. – Помнишь, ты сказал, что до свадьбы они будут спать на корабле? Так вот, никто не хочет спать на корабле после возвращения на остров. Все хотят жить в своих домах.
Гидеон пожал плечами:
– Пусть тогда на корабле спят женщины. Не вижу никакой проблемы.
Барнаби и Сайлас переглянулись. Сайлас почесал густую бороду.
– Не получится. Женщины тоже не хотят оставаться на борту.
– А мне плевать на то, чего они хотят или не хотят! – взревел Гидеон. – Им придется или ночевать на борту, или как можно быстрее назвать своих избранников. А поскольку они до сих пор не готовы сделать выбор, то поживут на борту до истечения назначенного недельного срока.
Меньше всего на свете капитан стремился торопить женщин с окончательным выбором, ведь это означало толкнуть Сару в объятия нахального соотечественника.
Он вовсе не собирался жениться на приемной дочери английского графа. Однако выдавать ее замуж за кого бы то ни было тоже не спешил.
Сайлас нахмурился. Ответ капитана ему не понравился.
– Но ведь женщины в море уже несколько недель. Это вредно для здоровья, даже внешне заметно. – Повар помолчал, глядя в море. – Ну вот, например, Молли, которая ждет ребенка. Зачем ей спать на полу, на грязной подстилке, когда на берегу удобные кровати? Не зря Луиза говорит, что женщины заслуживают немного... – Гидеон и Барнаби смотрели так удивленно, что Сайлас осекся. – Ну и чего вы на меня уставились?
– И с каких это, черт подери, пор ты стал заботиться о беременных женщинах? – поддержал капитана Барнаби. – И когда перестал называть Луизу «та вредная баба»? Только не говори, что мисс Ярроу смягчила твое зачерствевшее сердце.
Лицо Сайласа пошло пятнами.
– Ничего она не смягчила. Просто иногда мисс рассуждает здраво, вот и все...
Гидеон и Барнаби расхохотались. Повар почел за благо умолкнуть и зашагал по пляжу.
– К черту вас обоих! Не ваше дело, кто, что и о ком думает. Я вовсе не...
Его слова утонули в шуме прибоя.
– Кто бы мог подумать? – недоверчиво произнес Гидеон. – Неужели наш мистер Драммонд поддался женскому обаянию?
– Я бы сказал иначе: не столько поддался обаянию, сколько растерялся. До сих пор еще ни одна женщина не осмеливалась ему противостоять. Все тут же пугаются или просто не хотят иметь с ним дело из-за деревянной ноги и неспособности порадовать в постели. Но с той поры как Луиза объявила кухонную войну, парня словно подменили. А сегодня утром я даже видел, как он протирал за ушами лавровишневой водой.
