Дверь со скрипом отворилась.
— Что ж, я видела, как вы сопровождали Аннабелл, когда она посещала свою мать. — Умные глазки хозяйки дома с подозрением окинули герцога с головы до ног, словно перед ней стоял головорез, ворвавшийся сюда прямо с улицы. — Ладно. Заходите.
Квартирка хозяйки была забита мебелью. На столиках, этажерках, полках и прочих поверхностях рядами стояли безделушки и разные декоративные штучки. Оуэн почувствовал приступ удушья, стоило ему войти в комнату.
Миссис Боумен махнула рукой в сторону висевшего над каминной полкой портрета мужчины с суровым лицом.
— Когда муж умер — упокой Господь его душу! — я решила сдавать комнаты на втором этаже. Мне, конечно, пришлось все вынести оттуда, но я так и не смогла заставить себя продать хоть что-нибудь из того, что мы нажили в течение нашей с ним счастливой жизни. Поэтому здесь немного тесно.
Оуэн мог поклясться, что миссис Боумен не рассталась ни с одной безделушкой, начиная с правления Георга I.
Хозяйка указала на потертую зеленую софу, и Хантфорд опустился на нее между свернувшимся в калачик полосатым котом и каким-то серебряным предметом, бывшим то ли частью канделябра, то ли частью сервировочного блюда. Кот спал — во всяком случае, Оуэн надеялся, что спал.
— Выпьете чаю, ваша светлость?
— Благодарю, нет. Мне не хочется отнимать у вас много времени. Как вам, наверное, известно, мисс Ханикоут работает у меня.
Миссис Боумен приподняла редкую седую бровь.
— Наслышана.
Оуэн поерзал на софе, и хвост кота дернулся.
— Вообще-то она шьет платья для моих сестер.
— Я понимаю. — Миссис Боумен сплела вместе свои распухшие от артрита пальцы и пронзила Хантфорда взглядом, достойным королевы.
Ему лучше бы сразу перейти к делу.
— Я хочу внести плату за квартиру Ханикоутов на год вперед. — Он протянул хозяйке кошелек с монетами. — Сюда включена небольшая сумма и для вас лично. Единственное условие — Ханикоуты не должны узнать об этом.
— Вы не хотите, чтобы они узнали об оплате?
— Пока нет.
— А почему, ваша светлость?
Аннабелл была слишком гордой, чтобы принять недвусмысленный презент. Она, к примеру, настояла на том, чтобы закончить шитье платьев для его сестер, хотя он освободил ее от выполнения этого условия их договора.
— Я предпочел бы остаться в тени.
Глаза миссис Боумен были тусклыми от старости, но она сумела пригвоздить его взглядом к софе. Потом взвесила кошелек в руке.
— Мисс Ханикоут — прелестная девушка с манерами настоящей леди. Ее дед был виконтом, вы знали об этом?
— Что? — У Хантфорда отчаянно заколотилось сердце. Почему она скрывала от него свое происхождение?
— Виконт был вне себя, когда узнал, что его сын женился на простолюдинке, и отказал им в поддержке. Отцу Аннабелл как-то удавалось сводить концы с концами, но после его смерти семье пришлось хлебнуть немало лиха.
Эта новость поразила Оуэна до глубины души. Белл — внучка виконта! Зачем же ей настаивать на том, что она просто портниха?
— Аннабелл — прелестная девушка, — еще раз повторила миссис Боумен. — Она готова на все ради матери и сестры. Уверена, что найдется много таких, кто попытается воспользоваться ее сложными жизненными обстоятельствами в своих целях.
Кот вдруг потянулся, широко зевнул и вонзил свои острые как иглы когти Оуэну в бедро. Он смахнул с софы бессовестную тварь и вновь обратился к хозяйке:
— Вы меня не так поняли. Мисс Ханикоут работает на меня. В качестве портнихи. Я просто пытаюсь помочь ее семье.
— И вы всегда платите за жилье своих слуг? И знакомы с их семьями, и посещаете их дом?
Оуэн помедлил с ответом.
— Нет. Но, наверное, должен бы. — Он встал и направился к двери. — Я не сделаю ничего плохого мисс Ханикоут.
Седая женщина грустно улыбнулась:
— Как правило, это противоречит мужской натуре, ваша светлость.
Весь следующий месяц состояние матери Аннабелл продолжало улучшаться. Она по-прежнему быстро утомлялась и оставалась такой же худой, но теперь почти не лежала в постели. Во время своих частых визитов домой Аннабелл с радостью отмечала, как розовеют щеки матери, как она снова превращается в женщину, которую помнила Аннабелл, — хлопотливую, говорливую, везде сующую свой нос.
Во время последнего посещения Аннабелл случайно услышала ее разговор с соседкой. Мать рассказала той о своем намерении устроить Дафне знакомство с неким молодым виконтом. Для Аннабелл это стало еще одним доказательством того, что дела у мамочки пошли на лад. Аннабелл всегда нервно относилась к ее брачным планам. Хорошо хоть, что мать сконцентрировала свои усилия на Дафне, а не Аннабелл, которую, без сомнения, считала уже сброшенной картой.
Доктор Локстон, который теперь навещал мать только раз в неделю, пришел к выводу, что она страдала от крупа, осложнившегося чуть ли не смертельными дозами опиатов, прописанных Конвелом. По поводу лжедоктора Оуэн обратился к властям и даже попытался сам найти его, но этот недоучка, судя по всему, сбежал из Лондона. Аннабелл была в такой ярости, что часто мечтала о том, как публично накажет Конвела. То она представляла, что публикует в газетах огромные объявления, в которых называет его мошенником и требует, чтобы он торговал газетами по углам на улицах, то, что он съедает такую газету целиком. Или его ведут по Бонд-стрит, а он — голый и прикрывается лишь газетой.
Вот таким образом она развлекалась целыми днями.
И это было намного лучше, чем думать об Оуэне. После той ночи в мастерской он избегал ее. Оуэн редко бывал дома, а если бывал, то запирался в своем кабинете и работал. Он перестал провожать ее в поездках к матери и Дафне, доверив эту обязанность лакею. Изредка, когда Аннабелл сталкивалась с ним за завтраком или в коридоре, он приветствовал ее как подругу своих сестер или в лучшем случае как какую-нибудь дальнюю кузину.
Его церемонные, вежливые замечания по поводу погоды выводили Аннабелл из себя, убивая медленно и верно. Было бы человечнее, скажи он открыто, что больше никогда не уступит пьянящему желанию обнять ее, поцеловать и… так далее.
Только голодные взгляды, которые Оуэн бросал на Аннабелл время от времени, оставляли ей некоторую надежду. Как-то утром на прошлой неделе она сидела в комнате Оливии и показывала той, как нужно пользоваться железными щипцами, чтобы завивать волосы. Неожиданно по спине Аннабелл пробежала дрожь. Обернувшись, она увидела Оуэна, стоявшего в дверях и наблюдавшего за ней с откровенным желанием. От взгляда этих глаз с тяжелыми веками она чуть не выронила щипцы, сердце ее замерло. Стало быть, Оуэн не равнодушен к ней, как пытается изобразить!
