Брок покачал головой. Ни одному автору дешевого романа не мог прийти на ум такой персонаж, как упрямая, своевольная, ненавидящая весь мужской род старая дева вроде Пруденс Даниелс.
«Одной ошибки с меня хватит». Воспоминание об этих словах наполнило Брока стыдом. Ему следовало подумать, прежде чем положить к ее ногам свое сердце. Слава Богу, что он не сказал о своей любви. Как бы она посмеялась над ним! Совершенно ясно, что она не испытывала к нему никаких чувств.
«Одной ошибки хватит»...
– Ладно, ты правильно сказала, Рыжая. Будь уверена, что и я больше не совершу ошибку.
То, что у мальчика привычка, у взрослого мужчины становится чертой характера.
– Здесь теперь слишком чисто, чтобы спать, – произнес Шорти, входя в законченный наконец дом работников. Вместо запаха пота, сухого навоза, старых ботинок и табака, к которым он привык, в новом доме, как в лесу, пахло сосной. – Такое может только сниться!
Брок улыбнулся в ответ на эту похвалу и положил молоток на пол. В дом он вложил всю свою душу – и когда уедет, ему будет недоставать его, как чего-то родного.
– Я разместил койки по стенам, чтобы было просторнее. Печка будет стоять в центре.
Шорти глянул на кровати. Ему, как старшему, предоставлялось право выбрать себе место. Он подтащил узел с постельными принадлежностями к дальней стене и в удивлении остановился, глядя на пустую койку Брока.
– А где твоя постель, Брок? Мы же решили, что наши кровати будут рядом.
Брок подумал, как хорошо, что сейчас здесь нет никого, кроме них двоих. Ему не хотелось объясняться со всеми ковбоями – особенно с Уиллом. Парень привязался к нему, как к отцу. Да и ему будет его не хватать.
– Я уезжаю, Шорти. Сейчас соберу вещи, оставлю Пруденс записку и отправлюсь.
Это решение было принято после долгих размышлений – похоже, только так можно избавиться от дальнейших душевных терзаний и болезненных ударов по самолюбию.
Шорти выпустил клуб дыма из трубки и нахмурился:
– Ну, если так... Когда ты это решил? Брок вздохнул, подтащил стул и оседлал его:
– Прошлой ночью. После похорон Луанн... – Настоящую причину своего отъезда Брок раскрывать не хотел. – Так будет лучше.
– А как же мисс Пруденс? Я думал, ты и она... мы все думали, что вы симпатичны друг другу.
Так он думал и сам. Но, видимо, на этом ранчо никто толком не знает характер хозяйки.
– Да, я привязался к ней, Шорти, как не привязывался ни к одной женщине уже долгое время. Но, я думаю, Рыжая не способна любить. Она боится стать слишком близкой кому-нибудь. Мне знаком этот страх. Долгие годы я тоже боялся привязаться к кому-нибудь.
Седые брови Шорти поднялись в удивлении:
– До сих пор?
Секунду подумав, Брок решительно поднялся на ноги.
– Ну, мне пора. Я думал, что у нас с Пруденс что-нибудь получится. Я ошибся. Между нами – только тяжелые воспоминания о прошлом.
– Я знаю Пруденс давно, – пробурчал Шорти. – Это кактус, но кактус с нежным сердцем. Насколько я понял, ее сердце неровно стучит, когда появляешься ты, Брок. Мы-то видим, как она смотрит на тебя. Если это не любовь, то что?
– Может, ты прав, а может, и нет. Я не юноша, чтобы гадать на ромашке.
Шорти тронул ус.
– А тут и гадать не надо.
Брок пожал плечами, не желая делиться с посторонним человеком своими переживаниями.
– Мой отец говорил мне, что самая горячая любовь – у дикобраза с кактусом, – продолжил Шорти.
Брок взял шляпу, сгреб куртку и двинулся к двери:
– У тебя всегда есть что сказать к месту. Мне будет не хватать твоих прибауток.
Он открыл дверь и на секунду задержался на пороге, вдыхая свежий лесной воздух Этого ему будет не хватать тоже.
Шорти в досаде сплюнул и покачал головой. По крайней мере он высказал то, что думал. Может, Брок поразмыслит над этим. С упрямцами надо поступать, как с ослами. Не надо тащить их в ворота загона – надо просто развернуть их к воротам и оставить немного подумать. Осел сам захочет посмотреть, куда они ведут.
Работая спицами, Пруденс прикусила губу от напряжения. Она не вязала, тем более мужские носки, многие годы. С тех самых пор, как умер ее отец. Вспомнить былое увлечение ей помогли надвигающееся Рождество и... кое-кто, кому бы она хотела сделать подарок.
Брок. Ее сердце всегда начинало биться чаще, когда она о нем вспоминала. А если уж начинала всерьез о нем думать, то несчастное сердце превращалось в барабан.
В конце концов ей пришлось признаться себе, что она любит Брока Питерса. И напрасно разум посылал ей предупреждение, что ничего, кроме разлуки и боли, это ей не принесет – сердце победило разум окончательно.
Брок был совсем не таким, как Билли. Брок не похож ни на одного человека из всех, кого она когда-либо встречала. Он добр, заботлив, внимателен. Он любит ее. В глубине души она понимала, что он ее любит.
Может, эта любовь была иная, чем к жене. Но с женой его связывали прожитые годы, ее же он только начинал любить. Пока чувство не могло быть очень сильным, но это – лишь начало. Кроме единственной ночи, их, в общем, мало что объединяет. Но позднее, после свадьбы, у них будет общая жизнь и ребенок.
Внезапно дверь гостиной открылась, и Пруденс с удивлением увидела стоящего на пороге Брока. Она вспыхнула, словно ее застигли врасплох. Его лицо тоже было красным – но от холода. Видимо, он сильно замерз, потому что, не здороваясь, принялся отогревать руки, дыша на них. Пруденс поспешно спрятала свое вязанье в мешочек.
– Брок! – Ее голос дрогнул. От его внезапного появления она растерялась и не знала, что сказать.
Несколько растерялся и Брок. Его удивила эта домашняя, уютная, полная умиротворенности сцена – девушка, задумчиво вяжущая у камина. Он видел Пруденс с пером и книгой расходов, с антисептиками и бинтом, но никогда не видел ее со спицами.
– Надеюсь, я не помешал? Мне нужно кое-что сказать.
Пруденс почувствовала, как тревожно забилось ее сердце – от мысли, что, возможно, сейчас последует предложение руки и сердца. Слишком серьезен был Брок.
– Ты не мешаешь. Я просто ищу себе занятие в пасмурный день.
Солнце не показывалось из-за туч уже несколько недель, и настроение у всех на ранчо было таким же хмурым, как погода.
Брок снял шляпу и положил ее на стул, затем присел на софу.
– Я пришел сказать, что через день или два уезжаю. Когда-то я говорил, что останусь до тех пор, пока ты не найдешь нового управляющего, но недавно понял, что слишком здесь засиделся.
Пруденс почувствовала себя так, будто ее ударили.
Уезжает! Брок уезжает! «Нет! – крикнуло что-то в ней. – Скажи ему. Скажи ему, что ты его любишь». Но гордость не позволила ей произнести то, о чем молило сказать сердце.
