Глава 7
— Мам, мам, ну сделай что-нибудь.
— Конечно, дочка, как только выдастся случай.
Они стояли на коленях по разным сторонам двери и разговаривали через замочную скважину.
— Я свихнусь, если еще здесь просижу.
— Если ты дашь ему слово, он тебя выпустит.
— Я не могу.
— Не глупи, девочка. Притворись. Скажи, что обещаешь. Поклянись, если потребуется, а как только он тебя выпустит, я помогу тебе уехать отсюда. У меня все готово, все вещи сложены и деньги есть.
— Ох, мам! — Девушка долго молчала. Затем сквозь слезы снова донесся ее голос: — Пойди в полицию, мама. Они заставят его выпустить меня.
— Да нет, девочка, я узнавала. Это семейное дело. Отцу разрешается наказывать дочь, так сказал констебль.
— Мам, от меня пахнет, я давно не мылась. Я здесь уже тринадцать дней… И помойное ведро переполнилось.
Люси посмотрела на лестницу и прислушалась. Хотя она вовсе не ждала появления мужа — Симон ушел на рынок. До этого он побывал здесь, приоткрыл дверь и сунул дочери еду.
Правда, он забыл воду для умывания, поскольку очень торопился. Меняя помойное ведро, он приказывал Норин стать в сторонку, брал полное ведро и вносил пустое.
Именно это полное ведро и видела сейчас мысленно Люси. Снова повернувшись к двери, она резко сказала:
— Слушай меня, Норин. Внимательно слушай. Когда он вернется, то обязательно будет выпивши, но не в стельку. Он соображает, что если перепьет, я могу обшарить его карманы и найти ключ. После того, как он засадил тебя сюда, он спит в задней комнате. Теперь главное. Я скажу ему, что обязательно нужно вынести полное помойное ведро. Когда он будет открывать дверь, держи ведро в руке. Сделай вид, что хочешь поставить его так, чтобы он смог дотянуться, а потом с размаха выплесни все помои ему в лицо. Ты слышишь?
— Помои?
— Да-да.
— Поняла, мама.
— И беги к двери. Я постараюсь распахнуть ее пошире. Внизу беги через гостиную, я оставлю окно справа открытым, оттуда мчись к калитке… Ты слышишь?
— Да, мама, продолжай.
— Доберись до старого сарая, я там оставлю для тебя сумку с одеждой и достаточно денег, чтобы продержаться какое-то время. Иди к дороге на Джэрроу. Там недалеко от заставы можно сесть в дилижанс. Ты все поняла?
— Да, мам.
— Он никогда не догадается, что ты пошла именно в эту сторону — решит, что ты прячешься в особняке. Но ради всего святого, дочка, если тебе дорога жизнь этого юноши, даже не приближайся к этому дому. Ты меня слышишь?
После небольшой паузы Норин решительно сказала:
— Да, я слышу тебя, мама.
— И ты обещаешь, что не пойдешь туда?
— Да, обещаю, мама.
— Ты ведь знаешь, что тогда он его обязательно убьет?
Не сразу девушка отозвалась:
— Да, я знаю. Но вот что я тебе хочу сказать, мама. Если бы у меня сейчас был нож, а не ведро с помоями, я бы всадила его в отца. Не сомневайся.
— Ох, Норин, не надо так говорить. Ведь он любит тебя, поэтому и ведет себя так.
— Ха, любит! Он не меня любит, мама, и не из-за этого бесится, и ты это знаешь. Наверное, он чересчур хорошо думал о себе, когда был молодой. Разве мог он простить, что кто-то от него отказался. До сих пор не может. Ты знаешь, что это такое?
— Хватит, хватит. Лучше слушай.
— Я слушаю, мама.
— Когда доедешь до Ньюкасла, найми коляску и поезжай на Гарден Крессент, дом номер два. Там гостиница, держит его миссис Снайт. Запомни, Снайт. Ох, если бы только я могла подсунуть что-нибудь под дверь.
— Не беспокойся, мам. Я все запомнила.
— И не пиши мне сюда, девочка. Напиши ему и скажи, что пусть не пытается тебя найти — ты начинаешь новую жизнь; и ради того, чтобы он остался в живых, тебе придется его забыть. Вбей это себе в голову, дочка.
— Если я попрошу его уехать со мной, он согласится, мама.
— Да спустись ты с облаков, детка! Как он сможет где-то еще зарабатывать на жизнь?
— Ему не нужно, у него есть деньги.
— Когда он достигнет совершеннолетия. И вообще — это сложные дела. Мне кажется, кошелек в руках мамаши. А сыночка она всю жизнь опекала.
— Он совсем не слабак, мама. Ты его не знаешь.
— Ладно, он не слабак, но ведь он почти слеп. И сколько, ты думаешь, продлиться ваш роман, если жить придется в дыре и голодать? Ты же разумная девочка, всегда была такой. Его воспитали как джентльмена. Ты-то сможешь пережить трудности и продолжать любить, но мужчины — они другие, поверь мне. Я знаю. Все как один, от мала до велика только и умеют выпендриваться. Ох, дочка, — в голосе Люси послышались слезы, — выбрось его из головы. В мире полно других, которые готовы тебя полюбить, только помани. Ты молода, все пройдет.
Ответа не последовало. Люси тяжело поднялась на ноги и некоторое время стояла, прислонившись к двери и закрыв глаза. Затем она снова проговорила в замочную скважину:
— Надень на себя как можно больше чистого нижнего белья. — Потом она открыла дверцу шкафа, стоящего на лестничной клетке, где висела одежда дочери. Покатая крыша в спальне Норин не позволяла загромождать комнату мебелью. Люси достала из шкафа пальто, спустилась вниз и начала готовиться к побегу дочери.
Вернувшись домой, Симон Бентвуд вылезал из коляски замедленно и плавно. Люси наблюдала за ним в кухонное окно. Она хорошо знала, что причиной тому не только его больная спина, но и изрядная доля принятого внутрь спиртного.
Относительно последнего она имела точные сведения — Эдди, появившись в кухне, шепотом сообщил:
— Он не очень много выпил, мама: три пинты и две рюмки виски. Я подсматривал в окно. Видимо, дело в спине, он с трудом сел в коляску.
Люси ничего не ответила сыну. Стоя, она ждала, когда войдет муж. Увидев Симона, она сразу поняла, что его мучают сильные боли. Это было заметно по тому, как он переставлял ноги. Без слов она наблюдала, как муж снял пальто и шляпу, сел и уставился на пустой стол.
— В чем дело? — грозно спросил он, поднимая глаза на Люси.
Она спокойно ответила:
— Пока дочь не вымоется и не будет нормально накормлена, я еду в этом доме готовить не буду. Она ничего не ела с утра, в комнате воняет, помойное ведро переполнено. Если ты не прекратишь все это, она скоро умрет от лихорадки.
Симон мрачно смотрел на жену. Потом вполне спокойно и устало сказал:
— Она могла бы выйти оттуда сейчас же, если бы дала мне слово. А пока она этого не сделает, пусть сидит там. Мне никто не указ. Ты слышишь, Люси? Мне никто не указ. Я ее отец — могу делать все, что захочу.
Она склонила голову и не возражала. Потом спросила:
— Но чистое ведро ты мог бы ей принести? — Симон не ответил, тогда она пригляделась к нему и предложила: — Если тебе трудно подниматься по лестнице, давай я отнесу.
