— Любовь моя! Я схожу с ума от одного твоего взгляда! — его поцелуй был глубоким и долгим, и, чем больше он смотрел на нее, тем острее чувствовал желание обладать ею вновь. — Господи, как я хочу тебя!
— И я хочу тебя, моя радость! — Молли ласкала его, впитывая запах его тела, заражаясь его жгучим нетерпением новой близости.
Молли провела рукой по его спине, чуть впиваясь ногтями в кожу. Мышцы на спине напряглись, и Уинслоу взвыл от удовольствия. Ее руки нашли и направили его. Она задала ритм и снова отключилась. Он был в ней, и Молли остро чувствовала накаты теплой волны. Все ее существо сконцентрировалось в ожидании нового прилива…
Ритм все убыстрялся. Она бежала по вершине каньона, разгоняясь, набирая скорость, и вот оторвалась от земли и полетела, чувствуя сопротивление ветра, прорываясь сквозь пелену облаков, рассматривая круживших рядом птиц. Вдруг резкий удар прервал ее взлет. Крик радости и испуга, боли и услаждения разорвал ночную тишину, и, казалось, эхом отозвался в горах. Теперь она камнем падала вниз, сложив крылья. Не имея сил сопротивляться, она зажмурилась, ожидая момента падения с трепетным нетерпением.
Но Молли не разбилась, а погрузилась в блаженную дремоту, все еще содрогаясь от конвульсий оргазма. Ослабевшее тело распласталось на простынях. Дышать не было сил, лишь тихие стоны прорывались у нее из груди.
И так было еще раз и еще — всю ночь.
Огонь в печи едва теплился, когда Уинслоу открыл глаза, пробужденный светлым утром. Они снова закрылись. Сил подняться не было — не хотелось расставаться с теплой постелью. И почувствовал на плече тепло тихого дыхания. Значит, он не один?
«Боже, милостивый, что же я наделал!» — мысль прогнала остатки сна, сознание проявилось. Ему стало ясно, что вся прежняя его жизнь напрочь разрушена. Все тело приятно ломило.
Молли шевельнулась и крепче уткнулась ему в грудь. От этого прикосновения его мышцы напряглись и он почувствовал, как нарастает в нем желание снова окунуться в ее манящую теплоту, слиться с ее жаждущим телом, но боялся потревожить такой спокойный сон.
Уинслоу резким движением скинул одеяло и поднялся с кровати, стал собирать свою одежду, разбросанную по полу.
— Привет! — раздался у него за спиной ее голос.
Не оборачиваясь, он натянул брюки, заправил не застегнутую рубашку и схватился за куртку.
— Ты уже уходишь? — Молли вылезла из одеяла и уселась на кровати, выставив на его зрение свои прекрасные груди. Она вся светилась, как сытая и холеная кошка.
Уинслоу не мог смотреть ей в глаза. Брюки стали слишком тесными, самоконтроль слабел, он снова хотел ее.
— Меня могут увидеть — от этого пострадает ваша репутация…
— Ты вернешься? — мягко спросила Молли, обращая внимания, на его несколько отчужденный тон.
Он отрицательно замотал головой.
— Нет, это было ошибкой, и никогда вновь не повторится, — и дверь за ним резко захлопнулась.
— Какой же ты идиот, Уинслоу Форчун! Ну и пошел к черту!
Молли уткнулась в подушку и разревелась.
Ходжес вышел из бакалейной лавки. На улице его поджидал Марк Дэнбери.
— Мне нужно поговорить с тобой. Встретимся через пять минут за домом Стоунлея.
— Ты что, избегаешь меня? — спросил Марк.
— Почему?
Дэнбери был достаточно наблюдателен, чтобы не заметить изменений, произошедших в этом громиле.
— Я приказываю тебе убить Форчуна!
Ходжес медлил с ответом. На Марка он не смотрел, упершись взглядом в землю. Вытащив из кармана пакетик с леденцами, он засунул один в рот и причмокивая, стал его сосать.
— Я не смогу это сделать, — наконец выдавил из себя Ходжес.
— Ты это сделаешь, тебе за это платят! Симс и Фалмор никуда не годятся!
Ходжес ничего не ответил, но посмотрел на Марка с такой злобой, что тот невольно попятился.
— Роквеллы очень беспокоятся. Уже середина февраля, а Форчун до сих пор жив здоров. Ты же можешь свернуть ему шею одной рукой!
Ходжес продвинулся к Марку и схватил его за грудки.
— Я же сказал — нет!
Марка охватил страх. Он знал, каким монстром становится в ярости Ходжес.
— Но ты же делал это раньше, я сам был свидетелем…
Ходжес легко оторвал его от земли и отбросил в сторону.
— Я сказал — нет!
Марк не решился подняться.
— Ты убьешь его! Или шериф узнает о том твоем убийстве!
Молли стояла на обочине и смотрела, как пара мулов тащила телегу, груженую тяжелыми бревнами. Эдди Ходжес шел рядом и хворостиной подстегивал измученных животных, громко подавая команды.
На телеге сидел Билл Макдональд.
— Приветствую вас, мисс Кеннеди. Посмотрите на Эдди, из него получится отличный возничий.
Молли одобрительно помахала мальчику рукой, и он был горд такой похвалой. Она знала, что только благодаря Уинслоу мальчик не бросил школу. Он стал лучше учиться после того, как Уинслоу поговорил с ним о важности образования для его будущей жизни. После уроков Эдди шел помогать лесорубам, а по ночам, усталый и заспанный учил уроки. Молли знала об этом и не придиралась к нему зря, стараясь всячески поощрять его и не скупиться на похвалы.
Через две недели занятия в школе закончатся и для Эдди, и для самой Молли.
Она сошла с грязной, разбитой телегами дороги и пошла к холмам на севере от поселка. Уже начала пробиваться зеленая травка, набухли почки, а на камнях, покрытых вечным темно-зеленым мхом проглядывали редкие желтые цветочки. Она так полюбила природу этих мест, и после школы всегда любила прогуляться по окрестностям, стараясь не углубляться далеко в лес, где, как знала по своему опыту, легко заплутать.
Она нуждалась в этих прогулках, чтобы снять напряжение дня, подышать свежим горным воздухом, подумать в одиночестве.
Она размышляла о своем будущем, об Уинслоу, о себе. Что их ждет?
Только один раз, после той бурной ночи, он заходил к ней в комнату — постучал в дверь как-то после ужина и попросил разрешения войти. Сердце у Молли заколотилось как сумасшедшее.
Ей так хотелось снова оказаться в его объятиях, сказать о своей любви. Она поднялась с кресла ему навстречу и стояла, выжидая.
— Вы что — беременны?
Его грубый тон и бесцеремонный вопрос лишил ее дара речи.
— Если это так, я должен знать и принять соответствующие меры, — Уинслоу говорил так, как будто его приговорили к повешению.
Молли настолько ранило его поведение, что она всхлипнула, повернулась к нему спиной и отошла к кровати, прикрывая лицо руками, чтобы он не видел ее слез. Как же она ненавидела сейчас этого грубого и бестактного мужлана. Гордость и ярость заставили ее взять себя в руки.
