Столовая была небольшой, но каким-то непостижимым мне образом вместила в себя целую толпу людей. Люди разговаривали, смеялись, прохаживались рядом с едой и время от времени интересовались названием того или иного блюда. Все, как один, были в отглаженных костюмах и блестящих туфлях. Это придавало обстановке что-то сухое, сдержанное и официальное, и совсем не вязалось с уютом столовой. Мне гораздо больше нравилась картина полуденного аэропорта – господа арабисты были одеты совершенно вразнобой. Кто-то – в джинсах, кто-то – в старых добрых брюках-клёш.
И являли собой разношёрстную компанию. Тогда мы выглядели туристами, которые полными детского любопытства глазами разглядывают всё вокруг, то и дело щёлкая вспышками фотоаппаратов, и до смерти боятся потерять своего гида.
Если сказать в общем, большой радости от того, что меня заставили напялить деловой костюм в очередной раз, я не испытывал. Я попробовал надуться – но вовремя решил, что это будет не очень хорошим дополнением к моей заспанной физиономии.
Появившийся внезапно Кайл не преминул отпустить в мой адрес шутку.
– А, так я и знал, галстук тебе совершенно не идёт! Ладно, ладно, я просто пошутил. – Он повернулся к своему спутнику, человеку лет пятидесяти в очках и с седой шевелюрой, очень аккуратно уложенной. – Знакомься, это Зоар. Политический обозреватель. Журналист и арабист. Доктор востоковедения. Брайан, – представил он меня. – Мой американский коллега. Мы вместе учились в университете.
Специалист по арабскому миру, талантливейший журналист. Знает иврит и арабский, изучает фарси. И просто очень умный и образованный молодой человек. А это – его коллега Джозеф.
– Очень приятно, Брайан. Очень приятно, Джозеф.
Зоар говорил приятным низким голосом. У него были мудрые глаза, спокойная улыбка и манеры человека, который привык находиться в обществе. Зоар носил крохотную кипу, которую иногда поправлял с немного рассеянным видом. И только одна вещь вносила нотку горечи в тёплую гармонию его внешности – небольшой, но заметный шрам, пересекавший щёку.
– "Мир Галилеи", – сказал он, поймав мой взгляд. – Тогда было жарко.
– "Ливанское болото", да. Я в своё время занимался этим вопросом.
Зоар с достоинством кивнул.
– Где вы учились, Брайан?
– В Гарвардском университете.
Зоар снял очки и аккуратно протёр стёкла.
– Очень интересно. Я как-то читал статью одного из выпускников Гарварда. "Тегеран как точка отсчёта на оси зла". На тему финансирования террористической деятельности Ираном. – Зоар задумался. – Кажется, его тоже звали Брайан. Или это совпадение?
– Видимо, так оно и есть, – улыбнулся я. – Но это было очень давно…
– Одно могу сказать вам точно – это была не статья, а настоящая бомба. Как отреагировало ваше начальство на сей скандальный материал?
Начало статье, упомянутой Зоаром, положила одна из моих курсовых работ. Тема терроризма и его финансирования Ираном, в частности, заинтересовала меня чрезвычайно – и в какой-то момент я решил, что просто обязан написать статью.
Серьёзную и дающую повод для размышлений.
Сбор материала занял у меня почти четыре месяца. Я копался в архивах, разговаривал с людьми. Но самым безрассудным решением которое я принял тогда (да и, наверное, самым безрассудным в своей жизни вообще) было решение отправиться на "экскурсию" в лагерь террористов.
Предложение отправиться на "экскурсию" я получил от своей хорошей знакомой из Израиля, журналиста и, в общем-то, коллеги. Мы познакомились на пресс-конференции в Дамаске, обменялись электронными адресами и с тех пор общались довольно часто.
Предложение было шокирующим и одновременно заманчивым. Сложновато было вычислить мои шансы на жизнь и свободу после визита к террористам – даже если я повешу себе на лоб своё удостоверение, то они вряд ли отличат арабиста от простого смертного. Но моё любопытство взяло верх над страхом, поэтому я всё же отправился навстречу приключениям. И был вознаграждён за свою решительность. Я не только удостоился очень тёплого приёма, но и вынес оттуда много ценного материала.
Назвать статью бомбой было равносильно милой похвале. Это, наверное, была ядерная боеголовка. Или же водородная бомба, что определённо ближе к истине.
Публиковать материал мне не разрешили. Я провёл много часов в кабинетах разных начальников, которые с пеной у рта доказывали мне, что даже у свободы слова есть свои границы. Из-за пресловутой статьи я лишился сна и был на волосок от того, чтобы лишиться удостоверения и работы. Но публикация всё же состоялась. Я в очередной раз уверовал в свободу слова и в призвание журналиста делать достоянием общественности то, что должно им стать. Мои коллеги тут же прозвали статью "бомбой для Ахмадинежада" и говорили мне, что если этот материал попадёт в руки иранского лидера, то я незамедлительно стану жертвой джихада.
– Да, это был… небольшой скандал, – признался я.
– Небольшой? Вы бы слышали, что говорили у нас! Кто-то называл вас сионистом, кто-то – проарабски настроенным человеком, а кто-то – очень изобретательным малым, который придумал отличный способ лишиться одновременно удостоверения журналиста и своей работы… – Он рассмеялся. – Впрочем, учтите на будущее.
Скандал означает хотя бы одно – вас услышали. Вы очень талантливый аналитик, Брайан. И да поможет вам Творец во всех ваших начинаниях. К слову сказать, я преподаю на кафедре востоковедения в одном из наших университетов. И почту за честь видеть вас среди своих студентов. Диплом у вас, конечно же, отличный?
– Кроме разговорного арабского.
– Не беда. Думаю, вы уже серьёзно поработали над этим. Возьмите.
Зоар достал паркер и написал на одном из листов блокнота имя и название университета. Доктор Зоар Альхадиф. Иерусалимский Еврейский университет. Ниже он указал два телефонных номера и адрес электронной почты.
– Я совсем заболтал вас – вы, наверное, умираете от голода. – Зоар жестом пригласил всех за стол. – Прошу, господа. Нам предстоит вкусить чудесные израильские блюда.
В номер я вернулся после полуночи. Состояние у меня было в высшей степени странное. С одной стороны, я не чувствовал под собой ног и падал от усталости. С другой – меня переполняло ощущение спокойствия и счастья. Прогулка по ночному городу оставила столько впечатлений, что впитать их до конца не представлялось возможным. Я никогда не понимал, за что так люблю эти улицы, почему постоянно испытываю желание научиться дышаь их таинственным воздухом, на секунду стать камнем мостовой, чтобы почувствовать непостижимую целостность, совершенство этого города. Города, который никогда не меняется и всегда остаётся прежним.
