После обеда Энн сходила наверх, чтобы разобраться с близнецами, но добиться раскаяния ей не удалось.
— Вот была потеха! Неужели ты этого не видишь, Энн? — смеялся Энтони. — Мы слушали из коридора. Эх, если бы могли еще и видеть!
— Женщины визжали не своим голосом, — хихикала Энтониета.
— Вы оба озорники, — сказала им Энн строго. — Вы страшно напугали милых, симпатичных, добрых людей. Кроме того, вы испортили чучела, особенно если клали их в воду.
— Джон не будет сердиться, — беспечно ответила Энтониета. — Он как-то сказал, что все это пора сжечь.
— Даже слышать не хочу, что он говорил, — заявила Энн. — Я очень сердита на вас.
— Нет, на самом деле ты вовсе не сердишься, — торжествующе сказала Энтониета, — потому что мы слышали, как ты смеялась, разговаривая об этом с Чарлзом.
— Нельзя подслушивать под дверью, — сказала Энн, безуспешно стараясь быть суровой.
К гостям она спускалась, уговаривая себя, что это всего лишь детская шалость и, возможно, Чарлз прав — этому дому пора проснуться. В бальном зале она нашла глазами Майру — лицо сестры светилось наслаждением — и подумала, чего еще желать, если ее маленькая семья цела и здорова. Но ей было искренне неприятно думать, что люди могли по-настоящему расстроиться.
— Не горюйте, — сказал ей позже Чарлз. — Некоторые чопорные юбки, конечно, шокированы, но зато теперь у них есть тема для рассказов за обеденным столом еще на месяцы. Разговоры начнутся завтра же по всему графству, и обещаю: не будет упущена ни одна деталь.
— Больше всего меня заботит леди Мелтон, — сказала Энн.
— Леди Мелтон не понравится, что бы вы ни сделали.
— Почему? — удивилась Энн.
— Вы жена Джона, — коротко ответил Чарлз.
— Это не ответ.
— В сущности, это самый полный ответ.
— Но почему? Это не может быть ревностью. Я еще не видела человека, более равнодушного к собственному сыну.
— Важно не то, что люди говорят, — ответил Чарлз. — Важно, что они чувствуют.
— Разве это не одно и то же?
Он засмеялся:
— Когда-нибудь вы проснетесь, и когда это произойдет — вы повзрослеете.
«Что за чушь он говорит», — подумала Энн. Она не успела этого сказать ему, их прервали сообщением, что ужин подан.
А сейчас Майра говорила:
— Я слишком много съела, слишком много танцевала, всего было слишком много, и все-таки мне жаль, что все это кончилось.
— Будут другие вечеринки, — успокаивающе сказал Чарлз.
— Обещаете? Я боюсь, что это сон.
— Уколоть вас? Если будет больно, значит, это наяву.
— Когда вы станете старше, вы поймете, что все развлечения однообразны, — проговорила Вивьен с презрением. — В сущности, одни танцы в Галивере ничем не отличаются от других.
— Нам всем пора в постели, — повторила Энн. — Не то вы нас уверите, что мы вовсе не получили удовольствия. Доброй ночи, Чарлз, и спасибо.
Обнимая сестру, Энн вышла из комнаты. Они медленно поднимались по лестнице, Майра болтала, оглядываясь через плечо на тех, кто шел следом.
— Утром я собираюсь поплавать, — сказала она Энн. — Чарлз обещал научить меня нырять.
— Здорово, — отозвалась Энн, отметив про себя с облегчением, что о возвращении в Лондон даже не упоминалось. — Ты была очень мила.
— Но не так мила, как ты, — прошептала Майра, и в голосе ее было столько сердечности, что слезы подступили к глазам Энн.
Доусон сказал, что Майра любит ее. Энн знала, что это правда: дитя не умело таить своих чувств, и поцелуй Майры, запечатленный на ее щеке, был от переполненного сердца.
— Благослови тебя Бог, — нежно сказала Энн и повернулась к своей комнате.
И только закрыв дверь за собой, она вспомнила, что не выполнила обещания, данного Доусону. За весь вечер не представилось возможности перекинуться и парой слов с Вивьен наедине или отозвать ее в сторону. Энн колебалась несколько мгновений, но решила, что не сможет уснуть, пока поручение Доусона лежит на ней тяжким грузом. Она нервничала больше, чем хотела показать даже себе. Майра могла противостоять Вивьен, но не она: Энн знала, что боится этой девушки. Вивьен представлялась ей почему-то не человеком из плоти и крови, а каким-то искусственным существом, созданным из условностей и притворства той социальной среды, которую Энн знала так мало. Но дело должно быть сделано.
Энн быстро открыла дверь, пересекла площадку и пошла по широкому коридору прекрасных пропорций к комнате Вивьен. Надо было набраться смелости, чтобы постучаться. И пока она ждала отклика Вивьен, она почувствовала, что хотела бы никогда не слышать поручения Доусона или своего обещания выполнить его.
— Войдите!
Слишком поздно. Энн повернула ручку.
Вивьен сидела перед зеркалом, снимая резное ожерелье их жадеита, которое оттеняло белизну и прозрачность ее кожи.
— О, это вы? — В голосе Вивьен, повернувшей голову к двери, слышалось изумление.
— Могу я с вами поговорить с минуту?
— Конечно. Заходите.
Энн закрыла дверь и прошла в комнату.
Прекрасная комната, подумала она, и очень подходит Вивьен. Стены были отделаны в бледно-зеленых тонах, и занавески у большой кровати тоже зеленые, в то время как мебель по большей части была резной и золоченой. Туалетный столик представлял собой большую плиту розового мрамора, украшенную по краям золотыми дельфинами и нереидами. Это была экзотическая комната, но в ней ощущались и характер, и оригинальность. Энн стало интересно, была ли отделка специально заказана Джоном для Вивьен, или девушка выбрала для себя одно из множества прелестных помещений Галивера.
— Садитесь, — предложила Вивьен и указала на кресло, обитое зеленым бархатом.
Энн повиновалась и пыталась отыскать слова, чтобы как-то начать.
— Вы хотели повидать меня? — спросила Вивьен.
Энн кивнула.
Вивьен посмотрела на нее и прищурила глаза.
— Интересно, смогу ли я угадать, зачем вы пришли?
— Сомневаюсь, — тихо сказала Энн.
— Что-то касающееся Джона? — предположила Вивьен.
Энн покачала головой:
— Нет, не угадали. Это совсем другой человек. Человек, который просил меня передать вам кое-что. — Вивьен выглядела заинтригованной, и Энн без дальнейших предисловий сказала: — Я ездила сегодня в Лондон за Майрой. И там у меня состоялся долгий разговор с Доусоном.
— О, Доусон. — Вивьен быстро отвела взгляд.
Было что-то такое в ее тоне, когда она произнесла имя Доусона, что сказало Энн: как бы ни старалась Вивьен скрыть это, но она не осталась равнодушной.
— Доусон, — продолжала Энн, — принял чрезвычайно важное решение. Он хочет, чтобы вы узнали об этом. И поскольку он оказал мне честь, доверившись мне, он просил сообщить вам о его решении, прежде чем вы узнаете о нем от кого-то другого.
