— Эта гипотеза невозможна, — ответил доктор холодно. — Я имею более серьезную почву для моего беспокойства о мисс Чемни, ведь до сегодняшнего дня я считал себя ее будущим опекуном.
— А таким ты и являешься, — воскликнул Марк живо. — Не думай, что замужество Флоры внесет какие-нибудь изменения в мои планы по этому поводу. Я не собираюсь полностью доверять этой неопытной молодой паре. Деньги Флоры будут вложены настолько надежно, насколько это может сделать профессиональный юрист, так что если Уолтеру нравится тратить сбережения Джона Фергусона, то я должен буду обеспечить ему и его жене хороший доход, способный покрыть их издержки. Ты, Олливент, будешь помогать молодым решать семейные вопросы. У тебя нет возражений, Уолтер, к доктору по поводу такой его роли?
— Ни малейших. Хотя я должен сожалеть, что не был столь удачлив, чтобы заслужить лучшего мнения доктора о себе.
— Мое мнение всегда лабильно и может изменяться со временем, — сказал доктор Олливент холодно.
Он сидел за столом, пил красное вино и вежливо слушал, пока мистер Чемни повествовал о своих планах на будущее. Уолтер сидел снаружи на веранде, курил и изредка вставлял в речь Марка одно-два слова.
Ни один школьник не радовался так первым своим часам, первому ружью, пони, как Марк, наконец-то уверенный в счастливом будущем своего ребенка. Он не имел и тени сомнения в правильности своих планов. Все ему казалось вполне ясным. Было бы трудно расстаться с Флорой, но знание того, что она в надежных руках, должно было вынуть из него занозу сомнения.
— Они могут начать свою жизнь в доме на Фитсрой-сквер, — сказал он, — Уолтеру нужно будет всего лишь перенести свою мастерскую из одиннадцатого в девятый дом. Я сделаю этот дом ярким и светлый для них. Ты был прав, Гуттберт, когда сказал, что наш дом — довольно мрачное жилище для такого обитателя, как Флора. Я переустрою основные комнаты: заднюю гостиную и спальню над ней я приспособлю для своих нужд. Вы ведь позволите мне занять столько места в таком большом доме, Лейбэн, не правда ли?
— Я был бы очень огорчен, если бы вы задумали жить где-либо в другом месте, — ответил Уолтер с веранды.
— Сердечно сказано. Я был бы несчастным человеком, если бы вы разлучили меня с Флорой. Но я не собираюсь быть для вас скучной нянькой. Я буду находиться в своих комнатах, а потом вы сможете взять Флору в Италию и показать ей все прелести старого мира. Я обещал ей такое путешествие однажды. Думал компенсировать ей долгие годы разлуки, мы исколесили бы всю Европу — от Неаполя до Африки. Но судьба решила иначе. Я должен довольствоваться моей софой, курить сигару и следовать в мечтах за вами.
Был некоторый пафос в его голосе, когда он говорил об отказе от радостей жизни. Оба слушателя были глубоко тронуты таким признанием.
— Мы не будем торопиться покидать вас, даже ради всех красот Рима, — сказал Уолтер.
«Мы». Как просто он произнес это местоимение. Казалось бы, как чудесно решился вопрос! Доктор, презиравший непостоянство характера этого молодого человека, удивился происшедшей на глазах в течение часа перемене. У художника изменился и тон, и манера держать себя. Сегодня Уолтер Лейбэн казался непоколебимым, как скала.
В этот момент в комнату вошла Флора, белая, как ее муслиновое платье. Ее задумчивый взгляд буквально пронзил сердце доктора. Вчерашнее его признание расшатало ее нервы и взволновало до глубины души. Она всю ночь продолжала думать о нем, удивляясь ему, преследуемая в мыслях его взглядом отчаяния, мрачной темнотой его глаз в тот момент, когда он отвернулся от нее на церковном дворике. Конечно, потом доктор был сломленным и тихим, но в течение всей длинной бессонной ночи девушка не могла представить себе его лицо без того, чтобы не увидеть на нем глаз, казалось, зафиксировавших молчаливую агонию души, не знавшую надежды.
Была ли это настоящая любовь, красивая и благородная, которая может быть предложена женщин!? Флора призналась себе со вздохом разочарования, что если так оно и есть, то она никогда не могла бы быть любима Уолтером Лейбэном. Оглядываясь назад, на прошедшие несколько месяцев, и принимая во внимание последнее откровение, она смогла увидеть, что доктор Олливент всегда любил ее больше, по крайней мере, более глубоко, чем его молодой яркий соперник. Уолтер, конечно, был достаточно добр и учтив в своих порхающих манерах, но преданность доктора не знала границ. Сколько скучных вечеров и монотонных дней провел он ради нее, не зная усталости, пока она была рядом. Каким внимательным он был к ней, терпеливым учителем и самоотверженным другом.
Она горько вздыхала, когда перечисляла про себя все его достоинства и внутренне желала, чтобы не было такого человека, как Уолтер, тогда бы она могла ответить взаимностью на такую сильную, всепоглощающую любовь доктора.
«Я бы не принимала во внимание его возраст, — думала Флора. — Я бы могла быть ему и женой, и дочерью одновременно, была бы тихой и послушной — это все, что я могла бы дать ему за его доброту ко мне и папе».
Но, к несчастью, мистер Лейбэн существовал, и его существование занимало почти всю жизнь Флоры.
Печальный взгляд девушки этим утром чрезвычайно взволновал душу Гуттберта Олливента. Он говорил ему о бессонной ночи и волнении девушки. Увы, Флора не знала, что ее судьба была решена в ее отсутствие. Очень скоро бледность девушки должна была смениться румянцем, печальные глаза — оживиться, а на лице — заиграть радостная улыбка. Очень скоро она должна была забыть жалость к своему отвергнутому любовнику.
— Хорошо, моя малышка, голова уже лучше? — спросил Марк Чемни, когда дочь поцеловала его. — Я надеюсь, что послал тебе наверх прекрасный завтрак.
— Все прекрасно, папа, еды бы хватило на двух пахарей, не говоря о слабой девушке. Но я съела все-таки несколько великолепных клубник и полностью насытилась ими.
— Вот и правильно, моя дорогая. Доктор принес их из деревни специально для тебя, Корзинка выглядела восхитительно.
— Спасибо вам, доктор Олливент. Так мило с вашей стороны, — сказала она, бросая на него застенчивый взгляд. Ей было так трудно разговаривать с ним обычным, спокойным тоном после вчерашних событий.
— Ты уверена, что тебе стало лучше? — спросил Марк встревоженно, все еще сжимая руку дочери.
— Да, немножко, почти совсем голова прошла. Я думаю, что чересчур много пробыла вчера на воздухе и на солнце.
— Выйди из дома и посиди в саду, малышка, на восточной стороне дома довольно прохладно. Думаю, что Лейбэн почитает для тебя, — предположил мистер Чемни, улыбаясь собственной мысли. Какая мать могла лучше провести такой тонкий маневр?
