Он не видел ее лица, так как был слишком занят вырезом ее платья, который было необходимо опустить как можно ниже, но он знал, что она зарделась. Он чувствовал, какой от нее исходит жар.
– Гарет, – слабо запротестовала она, – нам надо остановиться.
– Разве ты этого хочешь? – Когда он понял, что корсаж не поддается, он сунул руку под подол ее платья.
– Нет.
– Вот и хорошо.
Она тихо застонала, когда его пальцы заскользили по бедру, и, хватаясь за последние остатки здравого смысла, она пролепетала:
– Но мы не можем... о!
– Не можем, – согласился он. Письменный стол не очень удобен, на полу было мало места, и одному Богу известно, закрыл ли Фелпс внешнюю дверь спальни. – Но мы можем заняться кое-чем другим.
– Чем? – спросила она с явным подозрением.
Он схватил обе ее руки и поднял их у нее над головой.
– Ты мне доверяешь?
– Нет, но мне все равно.
Не отпуская ее рук, он прислонил ее к двери и поцеловал. От нее пахло чаем и...
Ею.
Он мог бы пересчитать по пальцам все случаи, когда он целовал ей руку, но он понимал, что в этом ее сущность. Она была уникальна, и другой у него никогда не будет.
Опустив одну ее руку, он стал гладить ее вверх по руке... к плечу... к шее... подбородку. Потом его другая рука отпустила ее и снова пробралась под подол ее платья.
Она начала стонать и извиваться, чувствуя его руку у себя на бедре.
– Расслабься, – прошептал он ей на ухо.
– Не могу.
– Можешь.
– Нет. – Она схватила его за лицо, чтобы заставить его смотреть на нее. – Не могу.
Очарованный ее приказным тоном, он громко рассмеялся.
– Хорошо, не расслабляйся. – И прежде чем она успела ответить, он сунул руку под ее нижнее белье и прикоснулся к ней.
– Теперь не расслабляйся.
– Гарет!
– О, Гарет, нет, или, Гарет, еще? – пробормотал он.
– Еще, – стонала она, – еще. Пожалуйста.
– Мне нравятся женщины, которые знают, когда надо умолять, – сказал он, удваивая свои усилия.
– Ты за это заплатишь.
– Неужели?
– Не сейчас.
– Справедливо.
Он тихо ее поглаживал, чтобы привести в нужное ему состояние. Гиацинта уже дышала неровно, ее губы разомкнулись, глаза затуманились. Он любил это лицо, каждый его изгиб, любил порозовевшие от страсти скулы, упрямый подбородок. Но было что-то еще в том, как она отдавалась своей страсти, отчего у него перехватывало дыхание. Она была прекрасна.
Ее красота принадлежала ему. Ему одному.
И от этого он чувствовал какое-то непонятное смирение.
Он нагнулся, чтобы поцеловать ее. Поцеловать с любовью, которая вдруг проснулась в нем. Он хотел почувствовать ее дыхание и ее стон своим ртом, хотел уловить момент, когда она достигнет высшей точки. Его пальцы щекотали и дразнили, а она, прижатая к стене, напряглась.
– Гарет. – Она оторвалась от поцелуя, только чтобы произнести его имя.
– Скоро, – пообещал он. – Может, уже сейчас.
И, снова накрыв ее губы своими, он просунул один палец глубоко внутрь, пока другим продолжал ласкать. Ему казалось, что ее тело практически оторвалось от пола силой ее страсти. Только тогда Гарет ощутил, как сильно его собственное желание. Его плоть была твердой и горячей, но он был так сосредоточен на ней, что до сих пор не замечал этого.
Он посмотрел на нее. Она обмякла, тяжело дышала и была почти без чувств. Такой он ее еще не видел. Все в порядке, не слишком уверенно убеждал он себя. У них впереди вся жизнь.
– Счастлива? – спросил он.
Гиацинта расслабленно кивнула.
Он поцеловал ее в нос, потом вспомнил о бумагах у него на столе. Время показать их ей.
– У меня для тебя подарок, – сказал он.
– Вот как?
– Главное, помни, что я об этом подумал.
Она подошла к письменному столу и села напротив него. Отодвинув в сторону какие-то книги, он осторожно поднял листок бумаги.
– Это еще не закончено.
– Мне все равно.
Но он все еще не показывал ей листок.
– Я полагаю, что это очевидно: мы не найдем бриллианты.
– Но мы не можем...
– Погоди, дай мне закончить.
Это было невыносимо, но ей удалось закрыть рот.
– Я не располагаю большим состоянием.
– Это не имеет значения.
– Я рад, что тебя это не смущает, потому что мы не будем нуждаться, но жить так, как твои братья и сестры, мы не сможем.
– Мне вообще ничего не надо.
Ей был нужен только он, и это она понимала всем своим существом.
Гарет выглядел смущенным.
– А когда я унаследую титул, дела будут еще хуже. Я думаю, что барон постарается так все оформить, что сможет разорить меня даже из могилы.
– Ты опять пытаешься отговорить меня выходить за тебя замуж?
– Нет. Мы с тобой теперь крепко связаны. Но я хочу, чтобы ты знала, что если бы я мог, я подарил бы тебе весь мир. Начиная с этого. – И он протянул ей листок.
Это был рисунок, он нарисовал ее портрет.
– Это ты нарисовал?
– Я не очень долго учился, но я могу...
– Очень хороший рисунок. – Он, конечно, не попадет в историю как знаменитый художник, но он схватил сходство, особенно что-то во взгляде, чего она никогда не видела в портретах, которые заказывала ее семья.
– Я думал об Изабелле и вспомнил историю, которую она мне рассказала, когда я еще был маленьким. Жила-была принцесса, и был злой принц, и был браслет с бриллиантами.
Гиацинта посмотрела на рисунок, на ее руке был браслет.
– Я уверен, что он не похож на тот, который она на самом деле спрятала, но выглядит он так, как она мне его описывала, и если бы я только мог, я бы подарил его тебе.
– Гарет, я... – Она почувствовала, что слезы подступили к ее глазам. – Это самый драгоценный подарок, который я когда-либо получала.
– Тебе не обязательно это говорить...
– Но это правда.
Он взял со стола еще один лист.
– Здесь я его нарисовал отдельно и крупнее, чтобы ты могла его лучше рассмотреть.
– Он очень красив. – Она потрогала браслет на рисунке.
– Он должен существовать.
Гиацинта кивнула и стала рассматривать браслет. Браслет состоял из звеньев в форме листьев. Он был изящен и изыскан. Ей страшно захотелось надеть его себе на запястье.
Она улыбнулась и хотела сказать Гарету, что любит его, но промолчала. Почему, она не знала. Может быть, боялась признаться первой. Она, которая ничего на свете не боялась, не могла, даже собрав все свое мужество, произнести эти три слова.
Она решила переменить тему.
– Но я все еще хочу найти бриллианты.
– Почему ты не хочешь оставить все, как есть? – простонал он.
– Потому что... Потому что не могу. Я совершенно определенно не хочу, чтобы они достались твоему отцу. Особенно теперь. Я должна называть его отцом?
– Я все еще его так называю. Сила привычки. Она немного помолчала, но потом сказала:
