Итак, она, королева Изабелла Аквитанская, убила человека. Ее рукой отравлен человек! Она убийца! Силы оставили ее, и королева перестала вставать с постели. Мэтр Бальен, из лучших побуждений вернувшийся ко двору после смерти Иакова, диагностировал у нее нервное расстройство, и велел ей сохранять полный покой. Жанна ухаживала за ней, но Изабелла слабела и все чаще спадала в забытье.
В то же время, в крепости Рено, почти на границе владений королей Аквитанских, Орсини мрачно прислушивался к шагам солдат, патрулировавших коридор. Как будто кто-то посторонний мог пробраться в крепость!
Крепость, построенная прадедом Изабеллы, была построена на века, и предназначена была не столько служить тюрьмой, сколько оборонять границы королевства от возможного врага. Она была построена по обеим берегам быстроводной реки, имея вид то ли громадной арки, то ли моста. Надводная часть являлась плоской патрулируемой площадкой, откуда спускалась чугунная решетка, перекрывавшая русло. В боковых круглых башенках, опоясанных лестницами, жили солдаты. На крышах башенок постоянно было выставлено по часовому. В центральной части крепости в основной, самой высокой башне на верхнем этаже жил комендант, на крыше дежурило четверо. На нижних этажах были заключены узники. Попасть в крепость можно было только через дверь, которая находилась во внутреннем дворике, но так как крепость стояла на реке, во внутренний дворик можно было только приплыть на лодке. Но и выше и ниже по течению река была перегорожена решетками, которые поднимались только по распоряжению коменданта.
Уже второй день никто не тревожил покой узника. Орсини был предоставлен сам себе. В камере из обстановки находились только дощатое ложе и подобие грубого стола. Он старался не вставать, практически не шевелиться, не делать ни одного лишнего движения, — беречь силы, которых оставалось так мало. Утром пришлось доесть последний сэкономленный сухарь, и теперь оставалась лишь вода на два последних глотка, но он не торопился их сделать. Пока еще не пора. Еще можно какое-то время продержаться. Он закрыл глаза. Давно сбившись со счета, сколько долгих дней провел в заточении, он все же не лишился рассудка и не потерял надежды. Вот только силы иссякали…
Заскрипел ключ в замке, и он мгновенно открыл глаза.
— Вы, мадам Бернарда? — он узнал пожилую пугливую жену коменданта и облегченно вздохнул. Когда ее супруг отлучался, она считала своим долгом позаботиться об узниках. Она была добра, но не из тех, кто решается на открытый бунт. Она еще способна была принести беднягам что-нибудь поесть, но ни за что не помогла бы бежать. Однако она делала хотя бы что-то, в отличие от других.
Женщина беспокойно осмотрелась и поставила на стол поднос.
— Ну давай-ка, мальчик мой, поднимайся, — ее глухой голос звучал ласково. Орсини, пошатываясь от слабости, поднялся на ноги и подошел к Бернарде.
— Давай-ка поспеши, — проворчала она. — Еще не хватало, чтобы меня застали здесь, сидеть нам тогда с тобой вместе. А я не очень-то веселая компания.
Орсини улыбнулся. Вылазки мадам Бернарды были секретом только для ее мужа, все остальные знали о ее проделках, не такой уж она была ловкой и хитрой, но никто не считать нужным открыть коменданту глаза…
А еще через три дня приехал капитан Гайар, и Орсини обрел свободу.
Орсини въезжал в столицу под приветственные крики толпы, выстроившейся вдоль дороги до самого дворца. Еще год назад его так ненавидели, так презирали, но король Иаков доказал, что тяжелая жизнь может стать невыносимой, если народом правит чужеземец — эгоист и тиран.
Орсини было страшно приятно, когда он слышал, как ему рады, и видел летящие вверх шляпы. Он ехал на вороном коне из конюшен замка Рено, фигура его была скрыта плащом, но порывы ветра иной раз приоткрывали лохмотья, в которые был одет молодой министр. Капитан коротко объяснил ему, что король скоропостижно скончался, и первым, что сделала Изабелла, был приказ освободить его.
Орсини прибыл во дворец полностью счастливый. Было около десяти часов утра, но кругом стояла гробовая тишина, даже пажи, такие шумные всегда, ходили на цыпочках. Орсини удивленно оглянулся, но капитан, сопровождавший его, исчез. Министр неуверенно задержался на ступеньках, не зная, как понимать то, что видит. Спустя несколько минут вернулся капитан Гайар, такой же нахмуренный, как все во дворце.
— Королева больна, — сказал капитан. — Мне сказали, она несколько дней не встает с постели. Ее камеристка обещала сказать ей, что вы прибыли, как только она проснется.
Орсини провели в его старые комнаты, заботливо возвращенные в прежнее состояние, словно он и не отсутствовал ни дня. Его ждали слуги, готовые исполнить любой каприз. Орсини велел нагреть воды, чтобы умыться с дороги, и пока те суетились, мирно уснул прямо в кресле, где присел было немного отдохнуть.
Между тем, Жанна Лашеню вошла в опочивальню королевы и тихонько окликнула ее. Изабелла приоткрыла глаза, с недоумением обнаружив, что уже разгар дня. Ей казалось, — сейчас поздний вечер.
— Я спала, Жанна? Мне кажется, я только прилегла…
— Ваше величество, вы проспали больше двенадцати часов. Только мэтр Бальен выражал беспокойство, что у вас такая сонливость.
— Пустяки, — ее веки упрямо смежились. — Я и не отдохнула вовсе. Будто только-только прилегла.
— Только что прибыл маркиз де Ланьери, мадам, — сказала Жанна. — Желал знать, примете ли вы его, но вы еще спали.
— Да, — пробормотала Изабелла, чувствуя, как апатия и дремота отступают от одного лишь упоминания о нем. — Я его приму, непременно, теперь же.
— Мне сходить за ним?
— Да. Нет. Не теперь, — королева встрепенулась. — Жанна, сколько мне нужно времени, чтоб одеться?
— Не меньше часа, мадам. Чем больше, тем лучше. Ваши волосы… Их нужно вымыть и уложить.
— Да? Хорошо. После. Скажи распорядителю, что я жду всех на закате в тронном зале. И Орсини, конечно, тоже, — Изабелла спустила ноги с кровати и вздохнула. — Боже, Жанна, у меня совсем нет сил. Но все же иди, иди.
Когда Жанна вернулась, королева стояла у зеркала, держась за резную спинку кресла руками.
— Какая я бледная, — сказала она шепотом. — Совсем не хороша. Что мне надеть, Жанна, чтобы выглядеть не слишком ужасно?
— Что пожелаете, мадам. Некоторые дамы любят подчеркивать свою бледность, ведь это признак аристократизма.
— Ты сказала про прием?
— Да, мадам.
— Ты уже виделась с Орсини? — не удержалась Изабелла.
— Нет, мадам. Я поднялась лично сказать ему, что вы желаете его видеть, но слуга сказал мне, что маркиз заснул, и я не стала его тревожить.
