– Голуби – стремительные?
Принц пожал плечами. Наименее зажатый и выверенный жест из всех, что Гарри у него наблюдал
– Правосудие стремительное. А наказание медленное.
Это заключение было встречено молчанием и изумленными взглядами. А потом Себастьян повернулся обратно к Гарри и спросил:
– А откуда ты узнал про голубей?
– Мне Оливия рассказала. Она ушла дальше нас.
Губы Себастьяна неодобрительно сжались. Тут пришла очередь Гарри удивляться. Это выражение было совершенно несвойственно его кузену. Гарри даже не смог вспомнить, когда же последний раз Себастьян хоть к чему–то отнесся с неодобрением.
– Я могу продолжать? – спросил Себастьян, в голосе которого сквозило нетерпение.
Принц величественно кивнул, Гарри пробормотал:
– Сделай одолжение.
И они все приготовились слушать.
Даже Владимир.
______________________
(1) Ты наполняешь сокровищницу благ,
Доверенную ее благой щедрости,
Да продлятся дни ее правления.
Да будет она защитником наших законов,
И вовеки пусть за это мы будем
Сердцем и словом петь хвалу:
Боже, храни королеву.
Куплет совершенно не воинственный, поэтому Гарри не подошел. (прим. переводчика)
(2) Марсельеза – революционный гимн французов.
(3) дождь из собак и кошек = rain cats and dogs — аналогична русской поговорке «льет как из ведра»
Фраза может действительно звучит странновато. Тем не менее, хотя никто толком не знает о происхождении этого выражения, существуют 3 основные «спекуляции», которые достаточно «логично» все объясняют.
1. Мифологическая версия. Ведьмы в англо–саксонской мифологии обычно «седлающие» ветер имели привычку частенько превращаться в кошек (черных–при–черных). Собаки же, как впрочем, и волки, являлись вечными спутниками Одина (Odin, Wodin) – высшего существа, в том числе и бога штормов, гроз и прочих ненастий. Поэтому моряки часто ассоциировали этих животных с дождем. При этом и кошки и собаки постоянно в ссоре. То есть, нет покою … «штормит» одним словом…
Однако, эта версия не сильно убеждает…
2. «Жизненная». Согласно этой точке зрения «кошачье–собачья» фраза должна была появиться где–то в 17 веке, когда улицы городов не отличались чистотой, то есть, их не убирали, да и сточных канав не было. Поэтому действительно сильный дождь мог превратиться в ручьи «несущие» на себе мертвые тела животных. Самые же распространенные городские животные – кошки и собаки…
Выглядит логично, но лишь «выглядит»…
3. «Этимологическая». Как известно, французский язык оказал заметное влияние на английский. Так вот иногда иностранные слова заимствуются, но поскольку звучат на манер своих родных слов, могут просто «потерять» чужеземное значение или, что чаще форму. Французское слово «Catadoupe» означает «водопад». Согласно этой версии, английское ухо услышало французское слово как «Cats’n’dogs». Так «водопад» стал «кошками и собаками»…
Звучит убедительно, но опять же … лишь звучит…
Если же обратиться к фактам, то достоверно известно, что впервые подобная фраза появилась (на бумаге) в произведении Richard Brome'а «The City Wit» (1629). Там есть предложение: «It shall raine .. Dogs and Polecats». Конечно, Polecats (хорьки) не кошки, но для лингвиста они все же ближе друг другу, чем для ветеринара. Современной форме этой фразы мы обязаны Jonathan Swift’у, который в «A Complete Collection of Polite and Ingenious Conversation» (1738) писал: «I know Sir John will go, though he was sure it would rain cats and dogs». Некоторые считают, что, скорее всего эта фраза просто была произнесена на новый манер.
Кстати, есть еще несколько фраз похожих на эту:
«it's raining stair–rods» (северо–английское происхождение)
«it’s raining like pitchforks» (D. Humphreys' «Yankey in England», 1815).
Так или иначе, единого мнения по этому поводу нет.
Вторая за этот день прическа Оливии заняла гораздо больше времени. Салли, все еще сердитая, что ее рукоделие прервали на середине, едва бросив взгляд на волосы Оливии, разразилась упреками в духе «ну я же говорила».
Не в привычках Оливии было сидеть и вяло выслушивать подобные вещи, но не могла же она объяснить Салли, что волосы ее совершенно спутались и целыми прядями вываливаются из пучка только потому, что в них запустил руки сэр Гарри Валентайн.
– Вот! – объявила Салли, – втыкая последнюю шпильку с силой, которая показалось Оливии чрезмерной. – Это будет держаться неделю, если захотите.
Оливия не удивилась бы, узнав, что Салли мазала ей волосы клеем, лишь бы они лежали волосок к волоску.
– Не выходите под дождь, – предупредила Салли.
Оливия встала и направилась к двери.
– Там нет дождя.
– Но может пойти.
– Но ведь… – Оливия прикусила язык. Боже мой, зачем она вообще стоит тут и пререкается с горничной? Внизу ее ждет сэр Гарри!
От одной мысли об этом у нее закружилась голова.
– Почему вы скачете? – подозрительно спросила Салли.
Оливия остановилась, держась за дверную ручку.
– Я вовсе не скачу.
– Вы делали, – Салли смешно запрыгала на месте, – вот так.
– Я спокойно выхожу из комнаты, – объявила Оливия. И вышла в коридор. – Спокойно и неторопливо! Как в похоронной процессии… – Она повернулась, убедилась, что Салли уже не слышит, и ринулась вниз по лестнице.
Оказавшись на первом этаже, девушка снова перешла на неспешный, похоронный шаг. Наверное, именно поэтому она ступала так тихо, что никто в гостиной не заметил ее прихода.
То, что она увидела…
Описать это словами невозможно.
Она застыла в дверях, думая, что сейчас, видимо, самое время создать список под названием «Чего не ожидаешь увидеть в собственной гостиной», вот только она не уверена, что сможет найти хоть что–то, способное перещеголять увиденное ею в собственной гостиной. А именно, Себастьяна Грея, стоящего на столе и читающего (с выражением!) «Мисс Баттеруорт и безумного барона».
Если этого недостаточно – а этого, по идее, должно быть вполне достаточно, поскольку, что вообще Себастьян Грей делает в Ридланд–хаусе? – так вот вам, пожалуйста: Гарри и принц бок о бок сидят на диване, и ни один из них, по всей видимости, еще не пострадал от рук другого.
И на закуску Оливия заметила трех служанок, притулившихся на канапе в углу и пялившихся на Себастьяна с восторгом и обожанием.
У одной из них, кажется, в глазах стояли слезы.
И тут же, в стороне с открытым ртом замер Хантли, явно весь переполненный эмоциями.
– Бабушка! Бабушка! – воскликнул Себастьян тонким голоском. – Не уходи. Умоляю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня здесь одну.
