С одной стороны вставала каменная стена, где согретые солнцем красовались румяные персики. Травы наполняли воздух пряными экзотическими ароматами, бугенвиллии и цветущие кусты ослепляли немыслимой яркостью красок.
В стене была глубокая ниша со скамьей, устланной малиновыми подушками. Здесь сидел лорд Рейвен. В руках он держал книгу, но не читал. Он следил за прозрачной струей на фоне голубого неба, которая била вверх и низвергалась, нежно журча, сверкая брызгами, словно мечта, взлетающая ввысь, чтобы разбиться о землю и, торжествуя, вознестись снова.
Клиона, бесшумно ступая в легких туфлях без каблуков, подошла незамеченной. И вдруг, словно почувствовав ее присутствие, лорд Рейвен обернулся. Ее волосы золотились от солнца будто нимб над нежным лицом, глаза потемнели от волнения, губы дрожали, и она еле слышно произнесла:
— Могу я поговорить с вами, милорд?
— Ну конечно, — он встал и поклонился. — Простите, я не слышал, как вы подошли. Вы уложили вещи?
— Да, благодарю вас.
Клиона говорила с трудом. Лорд Рейвен поправил для нее подушки, и она опустилась на скамью. Она сидела, сложив руки на коленях, тонкий, нежный профиль четким силуэтом вырисовывался на темно-зеленом фоне живой изгороди. Наступило молчание, — лорд Рейвен сел рядом, отложил книгу и стал наблюдать за собеседницей.
— Вы хотели поговорить со мной, — напомнил он через некоторое время.
— Д-да… — ответила Клиона дрожащим голосом.
— Я жду.
— Мне трудно… говорить… о том, что я должна вам сказать.
— Трудно? — переспросил он. — Но ведь мы друзья — или, быть может, враги, и потому должны говорить друг другу правду.
Что-то в его голосе подозрительно напоминало обычную манеру подсмеиваться над ней. Ей стало нестерпимо стыдно за вчерашнюю сцену у принца в кабинете, когда лорд Рейвен вызволил ее из опасности, — она готова была провалиться сквозь землю.
Что он мог подумать, спрашивала она себя в сотый раз, когда, взломав дверь, увидел ее в объятиях принца? Вдруг он решил, что она по своей воле очутилась в этом кабинете? Вдруг у него появилась мысль, будто она завлекала принца, и тот решил, что ее позволительно оскорблять подобным образом?
Клиону била дрожь, но она взяла себя в руки, напомнив себе, что дело касается не ее, а лорда Рейвена. Если он испытывает к Берил такую же любовь, какая сразила и потрясла ее, Клиону, то его остается лишь пожалеть. Значит, и ему ведомы сердечные муки, душевные раны, приносящие много больше страданий, чем телесные.
Порывисто она обернулась к нему, и он устремил на нее проницательный взгляд, которого она всегда боялась, — под этим взглядом она не могла вымолвить ни слова.
— Я жду, — повторил лорд Рейвен, и голос у него теперь звучал несколько мягче.
— Боюсь, милорд, то, что я должна сообщить… огорчит вас, — начала Клиона.
Он поднял брови.
— В самом деле?
— И поэтому… мне так трудно… начать, найти… нужные слова.
— В некоторых случаях мне не приходится жаловаться на недостаток мужества, — сказал он с загадочной улыбкой.
— Я знаю, — ответила Клиона. — Я считаю вас очень мужественным человеком, и, пожалуй, сперва я должна поблагодарить вас за вчерашнее.
Вздохнув, она подумала, что разговор снова возвращается к ней. И от этого почему-то невозможно уйти.
— Не стоит благодарности, — ответил лорд Рейвен. — Я испытываю огромное облегчение, ведь удалось избежать весьма неприятного поворота событий — принц мог вызвать меня на дуэль, а это привело бы к нежелательному скандалу.
— Вы… Вы очень умно поступили… по отношению к его высочеству, — проговорила Клиона. Она смолкла. Ей никак не удавалось выполнить данного подругой поручения.
— Забудем случившееся, — предложил лорд Рейвен. — Нет резона придавать этому инциденту слишком большое значение, обсуждать его и вообще вспоминать.
— Я бы желала забыть все и не вспоминать никогда… встречи с принцем! — горячо воскликнула Клиона.
— Тогда забудьте, — сказал лорд Рейвен с некоторой резкостью в тоне.
Они снова замолчали.
— Я должна говорить с вами совсем о другом, — с трудом промолвила Клиона.
— О чем-то, касающемся меня? — спросил лорд Рейвен. — Что же это может быть?
— Боюсь, вас это… расстроит… причинит боль, — сказала Клиона.
— Разве это имеет значение? — задал он вопрос. — Вы должны, наоборот, радоваться. Вы ведь нередко желали мне зла.
Клиона вздрогнула — в голосе звучало явное недружелюбие. Она всплеснула руками, словно в свою защиту, но тут же снова сложила их на коленях.
— Я иногда… сердилась на вашу светлость, — сказала она. — Но сейчас… я про другое. И я не хочу… чтобы вы страдали от горестных переживаний.
— Благородно с вашей стороны.
Клиона в отчаянии протянула к нему руки.
— Пожалуйста… я должна вам сказать, — умоляюще проговорила она.
— Прошу извинения, что перебиваю ваш монолог. Нельзя ли перейти к сути?
— Это… это касается… Берил.
— Берил просила вас что-то мне передать?
— Да… просила.
— И отчего же моя нареченная не окажет мне чести, доверившись лично мне?
Клиона глубоко вздохнула.
— Оттого, что она убежала. — Она не посмела взглянуть на лорда Рейвена и поспешно, чувствуя себя, наконец, в силах высказаться, продолжала: — Ах, только не гневайтесь на нее, умоляю вас. Приехал лорд Маунтавон и сообщил, он теперь свободен, жена его умерла… Они с Берил отправились в Милан… и там обвенчаются. Вам это может показаться дурным, безнравственным, милорд, но вы, наверное, знаете — Берил всегда любила его. Никто не был ей так дорог. Обманув вас, она поступила дурно, но… Любовь не… поддается велению рассудка. — Клиона произнесла эти слова, подавив рыдание.
— Кто вам сказал, что любовь не поддается велению рассудка? — полюбопытствовал лорд Рейвен.
— Я знаю, я уверена в этом, — отвечала Клиона. — И потому умоляю вас простить Берил. Если вы ее любите, вы поймете ее чувство.
— Она внушила бы мне больше уважения, если бы сказала обо всем сама, — проговорил лорд Рейвен.
— Понимаю вас, — согласилась Клиона. — Но она боялась, вы рассердитесь, будете ее отговаривать, начнется ссора. Она решила связать судьбу с лордом Маунтавоном, и ничто не поколеблет ее решения. Пожалуйста, постарайтесь понять и простить, — молила Клиона, обернувшись к нему и глядя ему в глаза.
— Я прощаю ее, — сказал лорд Рейвен.
— Это великодушно с вашей стороны. Я знала, вы поймете. При истинной любви самое главное — счастье любимого.
— При истинной любви, — повторил он. — Весьма важное условие.
