Элен печально покачала головой:
— Сказать по правде, дорогая, нет. Брендан О'Ши был грубым, неотесанным ирландцем.
— И к тому же у него не было ни гроша за душой, — саркастически хмыкнула Мерси.
— Дело было не в его бедности, — возразил Гаспар. — Этот человек был полным невежей, к тому же необузданным, как настоящий дикарь. Одному Богу известно, что нашла в нем наша Коринна, ведь она была ласковой и нежной, как весенний цветок. Увидев его, мы с Элен обмерли со страху. Уже тогда было заметно, что он игрок и к тому же пьет. Но самое страшное — он был жестокий человек. — Рука старика непроизвольно сжалась в кулак. — Мы с Элен заподозрили, что этот негодяй уже тогда осмеливался поднимать руку на нашу дочь.
Мерси зажала ладонью рот, чтобы сдержать крик.
— И все же она была без ума от этого О'Ши, — горестно вздохнула Элен. — Мы пытались открыть ей глаза, отговорить ее, убеждали, что она совершает страшную ошибку, но все было напрасно.
— И что же вы сделали?
— Мы пригрозили, что лишим ее наследства, если она выйдет за О'Ши. — Заметив, что в глазах Мерси вспыхнул гнев, Гаспар поспешно добавил: — Мы с Элен были уверены, что эта угроза образумит Коринну или О'Ши бросит ее, узнав, что она осталась без гроша. К несчастью, мы ошиблись. Это был риск… и мы проиграли.
— Наверное, потому, что отец и в самом деле любил маму, как и она любила его, — с гордостью заявила Мерси. — Хотя, конечно, у них не все было гладко.
— Похоже, что так, — заключил Гаспар. — И, однако, должен тебе сказать, что мы желали своей дочери счастья.
— Даже потом мы не раз хотели помириться с Коринной, но каждый раз нам мешала наша глупая гордость, — проговорила Элен сквозь слезы. — И вот теперь ты стала нашей единственной радостью, Мерси. Позволь нам позаботиться о тебе, дорогая.
Мерси наклонила голову. То, что она узнала от родителей матери, заставило ее задуматься.
Прошло четыре недели. Теплым сентябрьским вечером Мерси стояла на задней веранде «Данлея», великолепного городского особняка Чарлза Далгрина. В бальном платье из розового атласа с пышной юбкой и разметавшимися по плечам огненно-рыжими локонами, украшенными душистой камелией, она казалась восхитительной живой статуэткой. Печальный взгляд ее был прикован к залитой лунным светом лужайке позади дома.
За ее спиной, где открытая дверь вела в элегантную гостиную, приглашенные на обед — разумеется, только самые именитые жители Натчеза — смаковали шампанское и вели жаркие политические дискуссии по поводу отмены рабства.
Эти вопросы нисколько не занимали Мерси. Ее мучило совсем другое. Почти месяц миновал с того дня, как она уехала из Нового Орлеана, а Джулиан, похоже, и не вспоминал о ней.
«Чего же я ожидала? — с горечью спрашивала себя Мерси. — Наверняка Джулиан счастлив, что меня нет рядом, и с легким сердцем утешается в объятиях Жюстины».
И все же она тосковала и по ночам часами лежала без сна. Мерси просыпалась задолго до рассвета, измученная душой и телом, чувствуя себя брошенной… преданной. Без Джулиана она была как камин без огня — пустой, холодной и одинокой. И не важно, что вокруг нее всегда были люди — ведь одинокой была ее душа.
Но не только Джулиан занимал мысли Мерси. Она все чаще стала думать об Антоне. В последнее время его напористость стала ее раздражать. Антон как заведенный твердил о том, что она должна подать на развод и добиться, чтобы ее брак с Джулианом был аннулирован. Ее настораживало, что у него вошло в привычку давить на нее и ограничивать ее свободу. Обращаться за помощью к старикам Дюбуа было бесполезно — они всячески поощряли ухаживания Антона и, похоже, мечтали о том, что со временем она станет его женой.
— Мерси! — услышала она голос Антона. — Ради всего святого, что ты тут делаешь, да еще одна?
— Просто захотелось подышать свежим воздухом, — сказала Мерси, повернувшись к Антону.
— Чудесный вечер. Ты, наверное, устала от их болтовни?
— Еще как! — рассмеялась Мерси.
— О чем ты думала, стоя здесь одна? — участливо спросил Антон. — Тебя что-то тревожит?
— Думаю, не пора ли вернуться в Новый Орлеан.
— Что? — ахнул Антон. — Но ведь Натчез — твой дом!
— Мне тут понравилось. Но не уверена, что хотела бы остаться здесь навсегда, — печально покачала она головой.
— Как ты можешь даже думать о том, чтобы вернуться к этому мерзавцу?
Мерси гневно повернулась к нему:
— Я не собираюсь к кому-то возвращаться! Просто мне надоело прятаться. Пришло время встретиться с Джулианом, а уж потом решать, как жить дальше.
— Ты тешишь себя несбыточными надеждами, Мерси. Может, сейчас ты и сама веришь в то, что уйдешь от мужа, но стоит тебе увидеть его снова, как ты и глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в его постели.
Щеки Мерси вспыхнули. Оскорбленная подобной дерзостью, она подняла руку, чтобы ударить его.
— Да как ты сме…
Пальцы Антона стиснули ее руку так, что она поморщилась. Глаза его вдруг оказались совсем рядом.
— Мерси, послушай меня. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Может, ты и думаешь, что ненавидишь Джулиана Деверо, но я видел твои глаза, когда ты говорила о нем. А ведь он не любит тебя. Он пользуется тобой, а сам развлекается в объятиях своей любовницы!
Слезы навернулись ей на глаза — Мерси знала, что Антон прав. И все же у нее хватило сил, чтобы гордо вскинуть голову.
— Пусти меня.
— Ладно. Дай мне знать, когда решишь возбудить дело о разводе. — Антон отвесил ей поклон и скрылся за дверью.
Он решил не торопить ее. Главное — сыграть свою роль как следует, и тогда Мерси Деверо и ее огромное состояние окажутся у него в руках.
А пока он, втайне от Мерси заручившись согласием стариков Дюбуа, отослал бракоразводные документы в Новый Орлеан, чтобы Джулиан мог их подписать. И если этот человек действительно такой негодяй, каким представила его Мерси, то он, вне всякого сомнения, не задумываясь поставит свою подпись и отошлет их назад, чтобы развязать себе руки.
Если ему повезет, то уже к весне с этим будет покончено. И тогда Антон Жерар станет одним из самых богатых людей в Натчезе.
* * *
Джулиан бушевал так, что стены его дома, казалось, вот-вот рухнут.
Это было настолько страшно, что все слуги в доме попрятались, как испуганные мыши, то и дело крестились да перешептывались друг с другом. Хозяин не спал всю ночь, все ходил из угла в угол да пил — впрочем, такое случалось с ним теперь почти каждую ночь. Однако утром, когда принесли почту и на его стол лег объемистый пакет, украшенный многочисленными печатями, он, похоже, окончательно сошел с ума. Вот и сейчас, запершись у себя в кабинете, он с проклятиями швырял на пол одну вещь за другой. Должно быть, серьезно заболел, испуганно перешептывались слуги, или же, не дай Бог, помешался с горя.
