Роулингс-Тернер закурил, выпустил несколько колец дыма и, понаслаждавшись вкусом табака, продолжил разговор о предстоящих испытаниях:
– Ландердорп и его окрестности – практически бурская территория. Население – почти на сто процентов голландское, границы обоих бурских государств – всего в нескольких милях… А теперь подумай, зачем мы держим в этой дыре такой гарнизон. Да затем, что через нее проходит стратегически важная железнодорожная магистраль. Важная как для нас, так и для буров. Так что пойми ради Бога, что именно этот поселок станет первым же объектом нападения вооруженных банд из Трансвааля и Оранжевой республики. Эти ребята явятся сюда даже не для того, чтобы что-либо от нас потребовать, – они прискачут в Ландердорп, чтобы убивать твоих людей… чтобы убить тебя, если к тому времени ты останешься в этом гарнизоне.
Алекс сразу же подумал о новой винтовке, переданной брату Хетты, о той ненависти, которую испытывал к англичанам ее дед… Да, полковник отнюдь не сгущал краски: эти люди действительно были готовы воевать с подданными Британской короны, с его солдатами, с ним самим. Пули буров могли сразить его, а сам он, по незнанию, вполне мог убить любимого брата Хетты.
Алекс не мог спокойно сидеть в комнате полковника. Где-то за грядой холмов, позади Чертова Прыжка находилась крохотная ферма, па которой жила его Хетта. Он чувствовал, что обязан рассказать ей о предстоящем отъезде из Ландердорпа, но с болью понимал, что это невозможно – он не знал ни местоположения, ни даже названия фермы. Он был лишен возможности попрощаться с ней. Он не мог поведать ей о своей ненависти к предстоящей войне. Каково было в эти ночные часы Хетте? О чем она думала? И что подумает она о нем, когда наступит следующий четверг, а лейтенанта Рассела не окажется в поселке?
– Да, непросто быть солдатом, – продолжил свои рассуждения полковник. – Иногда приходится многим жертвовать… Но как бы то ни было, наш долг – служить своей стране. Именно поэтому я оставил в Англии любимую жену и дочерей и провел столько лет в совершенно диких краях…
– Но ради чего, сэр? – с вызовом спросил Алекс.
– Ради чего?.. М-м, не знаю, – задумался полковник. – Должно быть, я верил в великую империю… Наверное, со всем пылом юности я верил в то, что моя служба в армии – это что-то вроде крестового похода против сил мирового зла. – Роулингс-Тернер усмехнулся и сделал глубокую затяжку. – А сейчас… сейчас я достаточно стар, чтобы смотреть на вещи трезво… но, должен признаться честно: я нисколько не изменился с тех пор, как давал присягу. – Он встал и задумчиво произнес: – Но и сейчас я глубоко верю в старую добрую Британию и ее славное прошлое.
Алекс пересек комнату и поставил свой стакан на стол:
– Вы говорите совсем как мой отец.
– Вполне возможно… Но должен сказать, что, будь я твоим отцом, я воспитал бы тебя получше.
Реплика полковника оказалась столь неожиданной, что Алекс застыл как вкопанный на полпути к двери. Полковник между тем продолжал:
– С первого же дня твоей службы ты начал воевать с полком. Точнее—с частью полка: солдаты тебя приняли, в отличие от офицеров. С самого начала ты стал с презрением относиться к священным традициям полка. Стоит ли удивляться, что сослуживцы отреагировали на это довольно решительным образом… Не думай, будто командиру полка ничего не известно о том, что творится на стрельбах… Да, результат этой «воспитательной работы» не соответствовал замыслу ее организаторов. Полагаю, что в следующий раз они найдут более подходящий способ поставить тебя на место – причем сделают это так, что никакое покровительство не поможет.
И снова перед Алексом стоял не дружелюбный советчик, а разгневанный командир полка.
– Твой отец допустил одну большую ошибку, Рассел. Одна хорошая порка принесла бы тебе куда больше пользы, чем все эти разглагольствования о долге перед погибшим братом. Что касается меня, то я вовсе не намерен пускаться в рассуждения о том, в чем именно заключается твой долг перед бедным Майлзом и всеми прочими твоими доблестными предками, и о том, существует ли такой долг вообще. Я буду говорить лишь о том, что вижу своими глазами. Так вот, я вижу, что здоровый, умный, красивый молодой парень делает все, чтобы сломать свою жизнь, отказываясь от единственной возможности чего-нибудь достигнуть в ней. Ты индивидуалист, – продолжал полковник, расхаживая по комнате. – А из индивидуалистов, вопреки сложившемуся мнению, получаются гораздо более хорошие офицеры, чем из верных продолжателей папенькиных традиций, дружно толпящихся в штабах. В экстренной ситуации именно индивидуалист станет действовать, тогда как те милые мальчики будут тратить время в бесконечных и бессмысленных совещаниях.
Ошеломленный, Алекс молча смотрел на приходившего во все большую ярость полковника.
– Я согласился выполнить просьбу твоего отца о твоем зачислении в мой полк с единственной целью – я решил сделать из тебя мужчину. Но вскоре мне стало ясно, что ты и так настоящий мужчина, – мужчина, которому кто-то постоянно вдалбливал в голову, что он – сосунок. А еще мне стало ясно, что в твоем лице я приобрел одного из самых перспективных младших офицеров за несколько последних лет.
Подойдя к Алексу вплотную, полковник посмотрел ему прямо в глаза:
– Как тебе кажется: почему я до сих пор позволял тебе вести себя так, как тебе вздумается? Почему я, имея на то массу поводов, до сих пор не отдал тебя под трибунал? Ответ на первый вопрос таков: я надеялся, что всю эту блажь выбьют из тебя сослуживцы. К сожалению, история с ночным купанием в озере запугала до смерти незадачливых «воспитателей». А на второй вопрос я отвечу следующим образом: я не отдал тебя под суд потому, что не хотел, чтобы мой полк лишился хорошего офицера. И я твердо намерен не дать тебе уйти из Девонширского стрелкового—не потому, что твой отец – мой давний знакомец, а потому, что мне, лично мне, нужен такой офицер, как ты. И запомни, пожалуйста, – полковник ткнул Алекса указательным пальцем в грудь – Я тоже индивидуалист и тоже умею бороться за свое—ничуть не хуже, чем ты. Посмотрим, кто из нас одержит победу!
Сигара в левой руке полковника догорела почти до самого кончика, и он, вернувшись к столу, бросил ее в пепельницу.
– Ладно, мистер Рассел, можете отправляться спать. Сегодня был тяжелый день.
– Солдат должен быть готов к тяготам, – кажется, вы сказали именно так, сэр? Спокойной ночи.
Спустившись бегом по лестнице, Алекс быстрым шагом направился к конюшне. Мирно посапывавший в уголке дежурный конюх был разбужен пинком офицерского сапога в ребра.
– Кто?.. Что?.. – забормотал спросонья солдат. – Ах, мистер Рассел… Простите, пожалуйста. Я немного вздремнул…
