Надев платье, она уложила свои роскошные белокурые волосы в сетку из золотой нити, усеянной полудрагоценными камнями.
Когда Адди появилась в салоне, Вильгельм долго молча любовался ею, не в силах обрести дар речи, затем хриплым голосом проговорил:
– Глядя на вас при свете свечей, я вспомнил, как однажды стоял на вершине горы в «Вольфшанце» и наблюдал за восходом солнца. Я был готов пасть на землю и заплакать как ребенок, вознося хвалу Господу за то, что живу на такой прекрасной планете.
Глаза Адди затуманились, но голос по-прежнему звучал твердо:
– Это красиво сказано, Вильгельм, и я обязательно запомню ваши слова.
К ужину была приготовлена только что выловленная форель. За ней последовало главное блюдо – роньон соте, которому английские вареные почки, безусловно, уступали по всем пунктам. Трапезу довершали салат из цикория, шампанское и десерт – свежие фрукты.
Стюард начал убирать со стола, и Адди с Вильгельмом переместились на софу, чтобы выпить кофе и бренди. Диван располагался как раз напротив широкого окна, так что можно было любоваться рекой. В этом месте Рейн разливался так широко, что создавалась иллюзия того, что они плывут по морю. На небосклоне огромным оранжевым шаром висела луна.
– Знаете, мне сейчас кажется, что мы в Австралии, – настолько все похоже. Взгляните на эту лунную дорожку на воде!
– Рейн отличается от других рек. Недаром он обозначается словом Storm,[21] в то время как остальные – Fluss.[22] – Он достал трубку и кисет. – Вы не возражаете, если я закурю?
– Нисколько. А вы не возражаете, если и я закурю? На лице императора появилось неодобрение, однако он сказал:
– Я не привык к тому, чтобы дамы курили, но если в вашей стране так принято, то, конечно, курите.
– Не стану уверять вас, что в Австралии большинство женщин курит, – засмеялась Адди, – но я никогда не старалась походить на большинство.
– Готов поверить. Таких, как вы, – одна на миллион, Аделаида.
Она достала из сумки золотой портсигар и вытащила оттуда сигарету – черную с золотистым фильтром. Наклонившись, кайзер дал ей прикурить.
– Дас штрейхгольц, – сказал он.
– Спичка, – перевела Адди. – Если не возражаете, я бы хотела немного поговорить по-немецки, чтобы попрактиковаться в языке.
– Sehr gut.[23]
Они заговорили по-немецки.
– Еще бренди? – осведомился император.
– После шампанского не стоит, у меня кружится голова. Давайте выйдем на палубу, Вильгельм. Хочется подышать ночным воздухом.
– Хорошо, но вам нужно что-то на себя набросить. Ночью на реке прохладно. – Вызвав Ганса, он приказал ему сходить в каюту Адди и принести шаль. Через минуту тот вернулся и накинул тонкую кашемировую шаль ей на плечи.
– Спасибо, Ганс.
Из салона перешли на корму. Яхта плавно скользила по воде, бортовые огни предупреждали встречные корабли о ее приближении.
Расправив плечи, Адди полной грудью вдохнула свежий речной воздух. Нельзя сказать, что ей было неприятно, когда она заметила алчные взгляды, которые кайзер бросал на ее тугие груди. По поводу отношений между мужчинами и женщинами Адди никогда не питала иллюзий. И те, и другие созданы именно для того, чтобы составлять единое целое.
Две половинки, одна человеческая сущность, об этом когда-то писала ее бабушка. Адди нравились стройные, сильные мужчины, пропорционально сложенные и с приятной внешностью. И она прекрасно знала, что мужчины ею восхищаются. Она гордилась тем, что мужчины хотят ее. В определенном смысле именно эта гордость позволяла Адди полно отдаваться Дэну.
«Из всех, кто меня хочет, только ты, дорогой, можешь действительно мною обладать».
Адди вся напряглась, когда сильная рука кайзера обвила ее талию и он привлек ее к себе.
– Вильгельм… помните, вы обещали…
– Ах, du Lieber, meine Liebchen![24] Неужели вы думаете, что я сделан из закаленной стали? Не мучьте меня, это жестоко. Один поцелуй – только для того, чтобы потом я мог вспомнить, что однажды держал вас в своих объятиях. Клянусь, больше я ни о чем вас не попрошу.
В мозгу Адди прозвенел тревожный звоночек, но тем не менее она перестала сопротивляться и сказала:
– Вильгельм… один поцелуй, а потом я пожелаю вам спокойной ночи. Для меня это был трудный день.
– Майне либе… – Вильгельм порывисто прижал ее к себе. Сквозь ткань одежды Адди чувствовала, как он дрожит, чувствовала напряжение в его паху. Судя по его поведению, кайзер не был искусным любовником. Когда он в первый раз попытался поцеловать ее, они столкнулись носами, и, суетясь, как неопытный школьник, Вильгельм чуть не попал ей в левый глаз своим острым носом.
– Вильгельм, не следует так волноваться из-за поцелуя. Обхватив лицо императора Германии руками, Адди приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его прямо в губы. Руки кайзера скользнули вниз и обхватили ее ягодицы. Упершись руками ему в грудь, Адди с трудом высвободилась из его объятий.
– Довольно, Вильгельм, а теперь спокойной ночи и приятных снов.
– Снов! – простонал он. – Готт им химмель! Как можно уснуть в таком состоянии?
Раздевшись, Адди облачилась в соблазнительную ночную рубашку с длинным разрезом вдоль бедра, забралась в постель и задула свечу.
В иллюминатор выглянула луна и залила мягким светом ее тело, прикрытое тонкой простыней. В небе мелькнула падающая звезда, и Адди, закрыв глаза, загадала желание:
– Хочу быть в твоих объятиях, мой дорогой, и любить тебя крепко-крепко.
Вскоре она заснула.
Через некоторое время – когда именно, Адди не имела не малейшего понятия, – она внезапно проснулась, вздрогнув, как от толчка. Инстинкт предупреждал ее, что опасность близка. Уверенная в том, что в комнате кто-то есть, Адди устремила взгляд в сторону двери.
– Кто здесь и что вы делаете в моей каюте? – собрав все свое мужество, твердым голосом спросила она.
Ответа не последовало, послышался лишь тихий шорох шагов.
– Сейчас же прекратите или я позову на помощь!
– Простите, Аделаида, – несколько смущенным тоном сказал нарушитель спокойствия. – Я не хотел вас пугать.
– Вильгельм! – Адди привстала на кровати. – Что все это значит?
Он передвинулся в полосу лунного света. Император был только в коротких подштанниках. Обнаженный по пояс, с голыми ногами он выглядел даже эффектнее, чем в нелепом купальном костюме.
– Майне либхен, после того, что произошло на палубе, мне хочется сидеть и выть на луну.
– Вильгельм, все это зашло слишком далеко. Что подумают ваши подчиненные, если услышат, как вы скулите и подвываете? Вам же самому будет стыдно!
