– Вы помните миссис Тамблети, разумеется.
– Безусловно, помню. – Он улыбнулся экономке. – Надеюсь, теперь вы не теряете ключи?
– Этого не случалось с тех пор, как вы были ребенком, милорд, – отозвалась она, и ответная улыбка тронула уголки ее губ. – Прошло много времени с тех дней, как вы на цыпочках крались за мной и стаскивали их с крючка.
– Очень много времени, – согласился Николас и посмотрел за спину экономки. – Полагаю, миссис Мур в кухне?
– Нет, милорд, – сказал Фроубишер. – Боюсь, колени миссис Мур все-таки подвели ее прошлой зимой.
– Надеюсь, Барроуз назначил ей достаточную пенсию?
– О да, сэр. Она поселилась в одном из коттеджей, и ей хватает денег для комфортной жизни. И я уверен, что ваша милость сочтет заменившую ее кухарку, миссис Фрейзьер, весьма превосходной.
– Уверен, так и будет. – Он снова обратился к экономке. – Арендаторы довольны этим домом?
– О да, сэр. Они хотят снова поселиться здесь осенью, когда вернутся из Шотландии.
В ее голосе прозвучал вопрос, и Николас тотчас же ответил на него.
– Боюсь, они будут разочарованы, – сказал он и в награду получил довольную улыбку.
Прошло восемь лет с тех пор, как Николас жил в доме, полном слуг, но здороваясь с горничными и лакеями, удивлялся, как легко возвращаются прежние манеры. Все равно что надеть старую домашнюю куртку и удивиться тому, как она по-прежнему удобна.
Позже, обходя поля и коттеджи с мистером Барроузом, Трабридж сообразил, что управляющий будет не очень рад, получив понижение в должности, и постарался как следует выразить свое одобрение тем, как он тут обо всем заботился. Николас интересовался мнением Барроуза по поводу дел в имении, особенно в первые дни пребывания дома. Июнь перешел в июль, и маркиз обнаружил, что возвращение к роли, которую он отверг восемь лет назад, становится все легче с каждым днем.
Николас думал, что будет больно возвращаться, потому что, приехав сюда в последний раз, он ожидал увидеть Кэтлин, а нашел только мистера Фрибоди, сообщившего своим сухим голосом юриста, что она больше никогда не приедет.
Но, к облегчению, боли Николас не ощутил. Остались теплые, милые воспоминания о минувшей любви – достаточно приятное чувство без тоски и, что особенно странно, без сожалений. Самое прямое к этому отношение имела, разумеется, Белинда. Николас писал ей ежедневно. Она отвечала не так прилежно, но это только усиливало удовольствие от каждого полученного письма. Однако к удовольствию примешивалась горечь, потому что Белинда ни разу не упомянула о своем возможном приезде в Кент.
Мысли о тех украденных минутах в пивоварне с каждым днем терзали Николаса все сильнее. Он просто не мог не вспоминать, как быстро Белинда кончила от его прикосновения, но понимал, что дело вовсе не в его искусном мастерстве. Все произошло слишком быстро. Понятно, что она жила без мужчины куда дольше, чем следует любой женщине. Николас был полон решимости в следующий раз, если ему выпадет такой шанс, сделать так, чтобы она уснула в его объятиях, уставшая и полностью удовлетворенная. Он хотел этого сильнее чего-либо в жизни, но как ни велико было искушение поинтересоваться ее планами, вопросов Николас не задавал.
Белинда попросила дать ей время на размышления, и маркиз хотел, чтобы она все обдумала как следует. Впрочем, самому Николасу ни о чем думать не требовалось. Он понял свое сердце и разум, и с каждым днем все более в этом убеждался, зная чего хочет и надеясь получить это. Впервые в жизни Николас действительно мог управлять своей судьбой.
Судьба, однако, явно стремилась снова и снова ставить на его пути все новые препятствия. Жарким днем в середине июля, всего за несколько дней до запланированного возвращения в Лондон, в Хонивуд явился отец. Фроубишер впустил его, с точки зрения Николаса, проявив невероятную неосмотрительность. Впрочем, вряд ли это была вина дворецкого. Лэнсдаун, в конце концов, герцог, и даже самый преданный слуга вынужден склониться, если он является с визитом.
Николас вздохнул и отложил книгу, которую читал. Раньше или позже это должно было случиться, так что лучше покончить с этим раз и навсегда.
– Ведите его сюда, Фроубишер.
Дворецкий с некоторой тревогой окинул взглядом царивший в личном кабинете Николаса беспорядок.
– Сюда, милорд? Но я проводил герцога в гостиную.
– Гостиная не пойдет, Фроубишер. Я не собираюсь устраивать церемонии ради Лэнсдауна. Давайте его сюда.
– Как пожелаете, милорд. – Дворецкий поклонился и вышел, чтобы через несколько мгновений вновь появиться в дверях. – Герцог Лэнсдаун, – объявил он, с огромным наслаждением смакуя эти слова. Николас находил это весьма забавным. Дворецкие – такие снобы!
– Отец, – поздоровался он, когда Лэнсдаун вошел. – Неожиданно. Чему я обязан таким удовольствием?
– Не прикидывайся. – Герцог пересек комнату, тяжело опираясь на трость с золотым набалдашником. – Ты прекрасно знаешь, что привело меня сюда.
– Как бы сильно мне ни хотелось заглянуть в твой макиавеллиевский ум и прочитать, что там скрыто, я этого не могу. Боюсь, придется тебе растолковать. Признаться, я не думал, что ты вообще помнишь дорогу в Хонивуд и уж тем более надумаешь здесь появиться.
– Это не светский визит. – Лэнсдаун опустился в кресло, стоявшее по другую сторону стола, не дожидаясь приглашения. – Я приехал по делу.
– Еще более поразительно, – пробормотал Николас и тоже сел. – Не помню, чтобы мы с тобой хоть раз в жизни обсуждали деловые вопросы. Ну то есть помимо матримониальных.
– Ты решил вечно держать на меня зло за леди Элизабет и ту бойкую ирландскую девицу?
Николас проигнорировал пренебрежительный тон по отношению к Кэтлин. Учитывая, что она согласилась взять деньги, описание казалось вполне подходящим и пусть исходило от Лэнсдауна, не стоило того, чтобы ссориться еще и из-за этого.
– Нет, – ответил маркиз. – По правде говоря, отец, мне это уже давно безразлично.
Герцог ему, кажется, не поверил, но Николас об этом не беспокоился. Белинда была права – то, что он поступал наперекор Лэнсдауну, превращало его в раба, так же как если бы он выполнял все отцовские требования. Николас начал понимать, что искреннее безразличие к желаниям Лэнсдауна утомляет гораздо меньше.
– Несколько дней назад мне поступило тревожное сообщение от мистера Барроуза, – заявил герцог, для пущего эффекта ударив тростью по ковру. – Как только я его прочитал, понял, что совершена серьезная ошибка, разбираться с которой придется мне.
– Как ужасно, что мой управляющий причинил тебе такие неудобства.
– Совсем напротив, он считал, что оказывает мне любезность. Мистер Барроуз сообщил, что ты отказываешься обеспечить Дженкинза осенним урожаем зерна, чтобы тот мог варить пиво для наших имений. Мне было сказано, что ты отсылаешь весь урожай на продажу.
