Руки его беспорядочно блуждали по ее спине. И от этой ласки по телу ее разливалось тепло.
— О, любовь моя, — проговорила Чариз, продолжая гладить его по спине.
Под пальцами ее узор из шрамов рассказывал историю о невыносимых испытаниях, о той жестокой дани, которую потребовали от него годы служения в Индии. Она не могла видеть его искореженных рук. Но ей ни к чему было на них смотреть. Такое не забывается.
— Ты должен простить себя. Иначе сойдешь с ума. Господи, Гидеон, ты весь покрыт шрамами. Ты не спишь по ночам. Ты шарахаешься от людей. — Она говорила мягко, но убедительно. — Ты отдал все, что мог, даже больше. Не терзай себя.
Чариз поцеловала его в щеку, покрыла поцелуями вздувшиеся мышцы его бицепса и замерла, когда дошла до верхней точки предплечья.
Гидеон застонал. Она не знала, что означал его стон. Он поощрял ее к продолжению или протестовал? И она еще раз поцеловала его в плечо.
Итак, с невинными играми покончено.
Начинаются игры опасные.
Опасность и страсть.
Время остановилось. Чариз чувствовала себя так, словно стояла на краю обрыва в Пенрине. Полетит она в пропасть и разобьется? Или Гидеон, как всегда, поймает ее?
Медленно, словно разгребая воду, Гидеон поднял изуродованные руки, сжал ладонями ее голову и приподнял ее лицо.
Прикосновение его покрытых шрамами ладоней к ее щекам вызвало в ней дрожь наслаждения. Он смотрел на нее, перебирая большими пальцами выбившиеся из прически пряди ее волос.
Он пристально смотрел на нее. Глаза его горели. И Чариз наконец осознала, что Гидеон любил ее и всегда будет любить.
Чариз судорожно вздохнула. Гидеон смотрел на ее приоткрытые губы. Конечно же, он поцелует ее так, как целовал днем. Чариз вцепилась ему в бедра, настойчиво побуждая прижать ее к себе.
— До чего же ты красивая. Ты разбиваешь мне сердце, — пробормотал Гидеон.
— Гидеон…
Начала было Чариз, но Гидеон закрыл ей рот поцелуем.
Чариз приоткрыла губы, чтобы язык Гидевна проник ей в рот. Сердце его запело, когда язык ее затрепетал, отступая, и вернулся, чтобы слиться в объятиях с его языком.
Она быстро училась, его возлюбленная жена.
Гидеон скользнул ладонью вверх к тому месту, где груди ее натянули ткань лифа. Опустил руку в вырез, отыскал твердый, словно камешек, сосок и потянул за него.
— Если хочешь, чтобы платье осталось целым, сними его.
Чариз рассмеялась:
— Тебе придется мне помочь, у него шнуровка сзади.
— Будь проклята эта дурацкая мода, — проворчал Гидеон.
Гидеон накрыл ее щеку своей изуродованной ладонью. Как быстро он понял и принял то, что его шрамы не вызывают у нее отвращения.
— Я не хочу, чтобы ты встречался с кем-то, кроме меня, — сказала Чариз.
— Ты у меня одна, другой не будет.
Он судорожно сглотнул, повернул Чариз к себе спиной и стал расстегивать ее платье.
Справившись наконец с одним крючком, взялся за следующий.
Она повела плечами, и он едва подавил в себе желание перекинуть ее через ближайший стул и взять со спины. Этим утром он набросился на нее со страстью, затмевавшей все до сих пор им испытанное. То, что он испытывал сейчас, делало то утреннее желание похожим на водянистое молоко.
«Терпение, Тревитик. Успокойся. Она заслуживает чего-то большего, чем похоть. Она заслуживает того, чтобы ты применил к ней все свое искусство».
Он набрал в легкие воздух и сказал:
— Я передумал. Я хочу показать тебе все, что ты пропустила.
И вновь по телу ее побежали мурашки.
Подавив сильнейший приступ желания, Гидеон сосредоточился на следующем крючке. Проведя последнюю неделю в обносках, она не хотела испортить платье. Он это понимал. Но если это чертово платье не снимется в ближайшие минуты, ему придется его порвать.
— Показать мне все?
— Ну, чтобы показать все, потребуется не одна ночь.
Ее судорожный вздох сказал ему все, что он хотел услышать. Словно снимая покровы с чего-то священного, он спустил платье с ее стройного тела.
У Гидеона перехватило дыхание.
На ней по-прежнему оставались корсет, рубашка, нижняя юбка. Но они не могли скрыть то великолепие, которое скрывалось под ними. Его член пульсировал, но Гидеон этого не замечал.
Гидеон никогда не раздевал англичанку. Его индийские возлюбленные носили изящные национальные костюмы. Внезапно ему захотелось увидеть Чариз в экзотических шелках.
Однажды…
Он вышел из-за ее спины и встал перед ней. Взгляд его проследил чудесные округлости, остановился на ее грудях, приподнятых корсетом, упиравшихся в тонкую рубашку.
Чариз подняла руки с такой естественной чувственностью, что сердце Гидеона подпрыгнуло и застряло в горле. Волосы ее рассыпались по плечам.
Чариз порозовела под его взглядом. Она застенчивая, неопытная девушка.
Он должен об этом помнить, Он вновь повернул ее спиной к себе и потянул за шнуровку корсета.
— Дьявольское изобретение.
Чариз тихонько рассмеялась, когда Гидеом справился с ним. Он сгорал от желания увидеть ее без этих чертовых тряпок.
Он быстро снял с нее корсет и бросил на стул.
— Почему англичанки носят столько одежды?
— Скорее всего, чтобы помучить англичан.
Она повернулась к нему лицом.
— До конца недели будешь ходить голой.
Она засмеялась чувственным смешком, от которого у него свело нутро от желания.
— Слуги будут шокированы.
— Пусть они отправляются ко всем чертям.
Он снял рубашку и отшвырнул в сторону.
Чариз прикрыла руками грудь и густо покраснела.
Гидеон накрыл ладонями ее груди и пососал один затвердевший сосок, затем второй. Чариз вскрикнула и прогнулась ему навстречу.
Не в силах больше терпеть, Гидеон сорвал с нее панталоны. Губами он продолжал ласкать ее груди, а одну руку положил ей на низ живота, на тугие завитки. На одно чудное мгновение пальцы его замерли, погрузившись во влажную мягкость.
Он потянул губами отвердевший сосок и скользнул рукой между ногами. Чариз застонала. Раздвинув ей ноги, он наслаждался, исследуя влажные складки.
Чариз подняла бедра ему навстречу. Он, согнув пальцы, поглаживал скользкие лепестки.
И нашел то, что искал.
Очень осторожно он прикасался к ней, подразнивая, но не инициируя оргазм. Ее тело мгновенно откликнулось на его ласку, реакция была бурной. Ее тихий крик насторожил его, показав, как близка она была к пику.
Он поднял голову, оторвавшись от ее груди. Сейчас увидеть ее лицо во время первого в ее жизни оргазма для него было важнее, чем прожить еще один день. К стыду своему, он ни разу не довел ее до оргазма.
