По этой причине, когда Саймон повёл её наверх в их спальню, девушка была рада, что уже вставила свежий тампон, перед тем как отправилась на поиски мужа.
Однако, в последующие несколько дней, стало сложнее справляться с тампонами. Ночью это было легко, так как она просто настояла, чтобы её раздевала горничная, прежде чем Саймон появлялся в её постели. И хотя он намекал, что они могли бы вместе спать в его кровати, Луиза притворялась, что ей лучше спать одной. А как иначе ей успеть в гардеробную, чтобы удалить тампон и обмыться теплой водой, как наставлял владелец магазина в Спителфилдз?
К счастью, Саймон мирился с её поведением. И её, и его родители всегда спали порознь; так поступал всякий, кто мог позволить себе отдельные спальни. Однако, Луизе было больно от того, что приходилось ласково просить его уходить в свою спальню после любовных утех.
Были другие моменты — воистину головная боль — моменты, когда он целовал её в гостиной или столовой или музыкальной комнате. Как только в ней вскипала кровь, а он начинал распускать руки, Луиза призывала всё своё самообладание, настаивая, чтобы они удалились в спальню, и не позволяя её пылкому муженьку взять её на какой-нибудь софе. Что, по правде говоря, казалось захватывающим.
Поэтому Луиза начала проводить свободное время в кабинете Саймона, где царил Раджи, при котором ни о каком соблазнении и подумать нельзя было. Не далее, как сегодня утром, за завтраком, Саймон сострил, что она прячется за Раджи. Не будь она осторожна, шутки вскоре превратились бы в подозрение. Учитывая, что они новобрачные, у Саймона были все причины ожидать, что они будут часто наслаждаться друг другом. Она хотела, чтобы они часто наслаждались друг другом.
Также Луиза хотела, чтобы её не принуждали иметь детей прямо сейчас.
Сегодня вечером, однако, ей не надо беспокоиться, что она впадет в искушение. Лондонские женщины встречались, чтобы обсудить своего кандидата.
Как часть их соглашения, Саймон запланировал посетить это собрание. Луиза даже придержала встречу на конец дня, чтобы ему не пришлось пропустить парламентские сессии.
Он, точно в срок, вошёл в гостиную, где она уже сидела с миссис Харрис, Региной и миссис Фрай, и сел напротив неё за карточный стол.
Как только миссис Харрис упомянула Чарльза Годвина, было ясно, что он, как обычно, собирается гнуть своё.
— Вы, право, знаете, что Годвин — радикал, — произнес Саймон.
— И что в этом такого? — спросила Луиза. — В наши дни парламенту не помешает иметь несколько радикалов.
— Да, правильно, — удивил он её ответом. — А с учётом настроения в стране путь в данный момент — верный, ты даже, вероятно, достигнешь цели, и его изберут. Его газета дает ему преимущество, которого нет у других радикальных кандидатов.
— И я так думаю, — сказала Луиза, немного успокоенная.
— Но это не значит, что он помог бы вашему делу, — Саймон откинулся на спинку кресла. — Обратили ли вы внимание, дамы, что случилось после сентпитерсфилдского происшествия?
Луиза нахмурилась.
— Конечно. Парламент повёл себя мерзко, ещё раз доказывая, что парламентарии отстали от жизни. Раз они, даже, отказались поддержать реформы, касающиеся избирательно процесса…
— Продолжайте травить их радикалами, и они никогда не согласятся на реформу — вставил Саймон.
— И, полагаю, ты поддерживаешь парламентскую реформу.
— Безусловно. Если Англия должна оставаться могущественной, нужно дать право голоса не одной только кучке землевладельцев. У народа должен быть голос.
Луиза была удивлена горячности его тона. Сидмут со своей когортой не поддержал парламентскую реформу. И они, как и король, хотели, чтобы Саймон заставил её заткнуться, женившись на ней.
Она никогда не должна об этом забывать. Ведь по этой причине Саймон здесь, на собрании.
Однако Саймон казался искренним.
— Вы и сами начинаете походить на радикала, сэр.
— Вряд ли. В отличие от Годвина, я намереваюсь работать в рамках существующей системы. Он лишь хочет искоренить её.
Это больше походило на Сидмута.
— Чтобы заменить её лучшим вариантом.
— Наверно. Хотя я сильно сомневаюсь, что шатания Годвина по стране с подстреканиями к бунту, принесут реальные перемены. Это лишь вызовет новую резню, как при Питерлоо, и я знаю, вы не желаете такого.
— Он, право, дело говорит, — вмешалась Регина.
Да, действительно, и это сердило Луизу. Не предполагалось, что Саймон будет олицетворять тут голос разума.
— Но он всё ещё в компании Сидмута, и их основная тактика — вселять в сердца избирателей страх революции.
Саймон пригвоздил её мрачным взглядом.
— Уверяю, ты можешь доверять мне, уступая моему мнению в этом вопросе, дорогая.
— Я доверяю тебе во всем остальном, но не в политических делах. Ты чересчур привержен политике, чтобы доверять тебе на этой арене.
Глаза его недовольно сверкали.
— У вас есть другие кандидаты для обсуждения?
— Ещё два, — сказала Регина. — Уильям Данком и Томас Филден.
Лицо Саймона прояснилось.
— Филден — самый лучший выбор. Поддержите его, и разногласий не будет.
— Как не будут и слушать его, — сказал Луиза. — Всё одно, что иметь зятя миссис Фрай в палате общин. — Она, извиняясь, взглянула на миссис Фрай. — Не обижайтесь.
— Ни в коей мере, милая, — ответила миссис Фрай. — Кроме того, мистер Бакстон подготовил для нас почву, чтобы представить ситуацию палате общин.
— Но какой от этого прок, если они не принимают никаких мер? Как долго наша группа может позволить себе надзирательниц и преподавательниц? И даже если в Ньюгейте стало заметно лучше, есть еще другие тюрьмы, для которых у нас нет средств.
— На это требуется терпение, — произнесла миссис Фрай.
— Которое не является сильной стороной Луизы, — заметила Регина.
Луиза сердито посмотрела на неё.
— Мы три года ждали своего часа. Нам нужна правительственная поддержка, и она нужна сейчас, а не ещё через три года.
— Ньюгейт был тюрьмой в течение сотен лет, дорогая, — сухо произнес Саймон. — Не представляю, что в ближайшее время вдруг станет хуже.
От дерзкого замечания она распушила перышки, и, выпрямившись, высокомерно посмотрела.
— Это в точности слова Сидмута — так он оправдывает пренебрежение к положению тех несчастных женщин.
Глаза Саймона сузились.
— Нет, Сидмут говорит, что они не заслуживают помощи. Я так не говорю. Я единственно обращаю внимание, что в политике всё продвигается медленно.
Довольно.
— Скажи-ка мне, Саймон. Если бы тебе пришлось выбирать — стать премьер-министром или поддержать тюремную реформу — что бы выбрал?
