Саймон, вздыхая, тихо чертыхнулся.
— Не хотелось бы говорить, но ты единственная, кто желает гнаться за радикализмом. Даже миссис Харрис сохраняет объективность. Чего не делаешь ты по одной лишь причине — я не одобряю радикализма — это тебя злит, и ты не соглашаешься со мной.
— Неправда! — возразила Луиза, несмотря на крупицу истины в его словах. — И более того…
Он снова её поцеловал, однако, на сей раз придерживая её голову, чтобы во всей мере завладеть ртом. Когда Саймон отстранился, она смерила его потрясённым взглядом.
— Играешь не по правилам, — пожаловалась Луиза. — Ты бы никогда не применил подобную тактику ни к одному из своих политических противников.
Он тихо засмеялся.
— Представляешь реакцию Сидмута, выкини я такой фортель?
Луиза затаила дыхание.
— Сидмут тебе не противник.
Саймон замер, осознав, что произнёс.
— Я… не то имел в виду, как это могло показаться.
Чёрта с два, не то.
— Значит, ты действительно согласен с политикой Сидмута? Ты хочешь, чтобы он оставался на своей должности?
— Сидмут — это необходимое зло. Я должен играть по его правилам — и по правилам короля — если хочу стать премьер-министром.
— А после? — Луиза припомнила, что он был не на той стороне в вопросе парламентской реформы. Возможно, не только в этом вопросе. — Войдет Сидмут в состав твоего кабинета, стань ты премьер-министром?
Саймон надолго задумался.
— Нет.
Когда Луиза просияла, он добавил:
— Но я не желаю, чтоб об этом стало известно, даже твоим друзьям. Понятно?
— Совершенно, — воскликнула она, слишком взволнованная, чтобы сдержать свое восхищение.
— Я серьёзно, Луиза. Ни слова.
— Мой рот на замке, — весело произнесла та.
— Я не могу немедля лишить должности Сидмута. Нужно время и тонкий расчёт…
— И терпение, и обдуманность, — сказала Луиза, теперь уже в состоянии поддразнивать его. — Да, я понимаю, мой осторожный супруг. Но как ты собираешься это провернуть? Кого ты хочешь поставить вместо него? Ты всерьёз решил его выкинуть?
Саймон крепко поцеловал её, и отступил с горящими глазами.
— Мы можем обсудить это завтра? — подтянув её ближе, он упёрся в неё своей восставшей плотью. — Сейчас у меня на уме вовсе не политика.
И любимый мужчина заслужил награду, после поразительного откровения.
— Безусловно, муж мой, — Луиза кокетливо улыбнулась ему. — Дай мне десять минут, я подготовлюсь к твоему приходу. — Развернувшись, она метнулась вверх по ступенькам.
— Я великолепно справляюсь с твоей одеждой, ты же знаешь, — произнес Саймон, следуя за ней по пятам.
— Ты разорвёшь мне платье, — запыхавшись, говорила она. — И, к тому же, шокируешь мою горничную.
Слава небесам, за её горничную, чьё присутствие держало Саймона на расстоянии, пока она вставляла тампон.
Он что-то сзади проворчал, и она ускорила шаги. Это явно не та ночь, чтобы испытывать его терпение. Кроме того, у её ног выросли крылья от его признаний. «Саймон хочет сместить Сидмута!»
После того, как он ранее признался в поддержке парламентской реформы, Луиза начала думать, что он не такой уж закоснелый заядлый тори, как она предполагала. Хотя Саймон и разделял представления тори о радикалах, она была уверена, что могла бы изменить его мнение о них, как только он прислушается к словам Годвина.
Завтра. Потому что сегодня ночью она собиралась получить наслаждение, лёжа в объятиях мужа.
Дорогая Шарлотта,
Надеюсь, вы правы. Если Фоксмур не может влиять на свою жену с помощью нежных взглядов, он без сомнения прибегнет к более ограничивающим мерам, вероятно, сошлет её в деревню. Именно так я бы поступил, доставляй мне жена неприятности.
Ваш кузен,
МайклДаже без помощи камердинера, которого Саймон отпустил сразу, как вошёл в спальню, Саймон разделся и натянул свой халат за пару минут. Он не соврал Луизе — похотливое животное — вот кто он, он думал об этом весь день. Он только молился, чтобы его тяга к ней уменьшилась со временем, потому как в данный момент это было сущим мучением.
Зачем он еще выболтал свои планы относительно Сидмута? Боже помоги Луизе, если она разнесет это среди своих друзей-радикалов. Дойди это до прессы, его политическим притязаниям пришел бы конец. У него еще не было достаточной поддержки в палате общин, чтобы сбросить Сидмута, и пока он этого не добился, не должен показывать, что выступает против него.
Он мог лишь надеяться, что его жена будет осторожна.
По крайней мере, столь же осторожна, как в других сферах. Вроде их супружеских отношений, где Луиза была едва ли не чересчур осторожна. Саймон прошёл около смежной с её спальней дверью. Она предельно ясно дала понять, что предпочитает уединение, когда готовиться прийти к нему в постель. До сих пор, он молчаливо соглашался, понимая, что она была девственницей, и ей нужно было время, чтобы привыкнуть к супружеской близости.
Но, чёрт возьми, он хотел наблюдать, как она раздевается. Он хотел сам раздеть её. Он хотел заняться с ней любовью где-нибудь ещё, помимо кровати. Он хотел засыпать с ней ночью, просыпаться, обнимая её. Не важно, сколько он твердил себе быть терпеливым, он жаждал всего этого до умопомрачения. Как прикажете ему контролировать свою страсть, когда она до сих пор отказывает ему в тех интимных отношениях?
Саймон потянулся к дверной ручке. Нет сомнений, он предоставил Луизе достаточно времени свыкнуться с ролью жены. Однако, что у неё за таинственные приготовления, которые он, её муж, не смеет наблюдать?
Открывая смежную дверь, он резко остановился, когда увидел её горничную, что стояла одна, его жены нигде не было видно. Дверь гардеробной позади неё была закрыта. Создавалось впечатление, словно горничная стояла на страже. Что еще сильнее распалило его любопытство.
Горничная заметила Саймона и открыла было рот, но он приложил палец к своим губам, чтобы та замолчала. Хотя на её лице промелькнула тревога, он знал, что она не осмелиться его ослушаться. Но, судя по её виду, она хотела это сделать, и сей факт привел его в замешательство.
С мрачной решимостью он прошёл к входной двери, беззвучно открыл её, и выпроводил горничную. После того, как он также бесшумно закрыл дверь, пересек комнату, осторожно открыл дверь гардеробной и поискал взглядом жену.
Свеча на туалетном столике открыла взору Луизу, стоящую в расстёгнутой ночной рубашке спиной к нему. И хотя лицо её было обращено к зеркалу, в котором отражался он, открыто наблюдавший за ней, она была слишком поглощена своим делом, чтобы заметить его.
