Она повернулась на бок. Окно было открыто. Опасно впускать в дом лунный свет и демонов, которые бродят по ночам. Здесь они слабее, чем в Риме. Но более дикие. Легкий ветерок, прокравшись в комнату, овевал ее лицо ароматом сена и осенних цветов. Надо посадить розовый куст. В Аахене прекрасные розы; франки их не попортили. Надо достать черенки.
Разве Исмаил был всем в ее жизни? Нет, это было далеко не так. Украденные ночи. Дни обучения целительству. Большая часть ее жизни не имела с ним ничего общего.
Но какую часть ее естества составляет сердце?
Она поднялась. Она была нагая, но воздух был теплый, в нем едва чувствовалось дыхание осени. Она перегнулась через подоконник. Свет луны как будто смыл с нее все краски. Если бы он мог так же смыть и мысли, и горе, она была бы только рада.
— Вот что есть у меня, — сказала она, глядя на очертания дома, на стену, на залитые лунным серебром поля. — Вот что такое я. И этим я всегда и буду.
Хозяйка этой усадьбы. Слуга императрицы и ее императора. Может быть, воспитательница, если этого не избежать. Для этого она была рождена и воспитана. Этого должно быть достаточно.
Она повернулась спиной к луне. Завтра она установит для Софии порядок. Ее высочеству это не понравится, но и воспитатель, и мать должны думать о будущем.
София задержалась у нее дольше, чем предполагала Аспасия. Приезд императрицы откладывался: возвращалось войско. Слухи ходили разные насчет того, возвращается ли оно с победой или с поражением. Оттон пронесся по Северной Франции, захватывая земли и замки, подчинявшиеся королю, но, будучи набожным, он не тронул священных Реймса и Суассона. Он дошел до королевского города, Парижа, древней Лютеции римлян, но, поскольку армии и обозы оказались слишком растянуты, решил вернуться назад. Лотар, осмелевший, когда Оттон повернул обратно, гнался за ним по пятам и даже настиг при пересечении одной из рек. Но потери были совсем незначительны, и Лотара отогнали, прежде чем он успел что-нибудь предпринять.
— Лотару не нужна Германия, а Оттону не нужна Франция, — говорил посланник императрицы, удобно расположившись за столом Аспасии и попивая темное фрауенвальдское пиво. — Теперь, когда гордость более или менее удовлетворена, можно подумать о том, чтобы договориться. — Он осушил чашу, вытер рот рукавом и одобрительно кивнул, когда Аспасия наполнила чашу снова. — Хорошее у вас пиво. Вы никогда не думали выставить бочку-другую на продажу, посмотреть, чего оно стоит?
— У нас его слишком мало, — отвечала Аспасия. — Может быть, через год-два, когда расчистим еще одно поле.
— Сделайте это, — сказал посланник. Он чувствовал себя вполне непринужденно. Аспасия носила теперь домотканую шерстяную одежду, в которой было удобно работать, и не соблюдала особых церемоний.
Ей не удалось пока приучить Софию к шерстяной одежде, но сидела она смирно и только сейчас начала вертеться. Аспасия покосилась на нее. Та замерла, чтобы показать свое послушание, и удивилась, когда Аспасия кивнула.
— Да, София? Ты что-то хотела спросить?
София заморгала. Аспасия подавила улыбку. Сохранять равновесие было ее непреложным правилом. На этого ребенка оно оказывало воздействие. София подумала, прежде чем разразиться вопросами; в ее тоне почти исчезло высокомерие:
— Ты приехал, чтобы отвезти меня обратно?
— Ну, — сказал посланник императрицы, выпрямляясь, потому что только сейчас вспомнил, что это принцесса. — Ну, ваше высочество, ее величество говорит…
— Я не хочу, — перебила София, — я хочу остаться здесь.
Аспасия готова была поспорить на серебряную монету, что София ждет не дождется вернуться к своим нянькам. София бросила на нее быстрый взгляд. Чертенок: она знает, о чем думает Аспасия.
— Я хочу остаться, — повторила она. — Я хочу увидеть, что еще Рольф вырежет на своей картине.
— Ты это увидишь, когда приедешь опять, — сказала Аспасия.
— Я не хочу приезжать опять. Я хочу остаться.
Она возвысила голос. Аспасия встала. Софии не пришлось долго ждать. Аспасия вздохнула, подхватила ее вместе со всеми ее шелками и хныканьями и вынесла вон.
Хныканье прекратилось так же быстро, как и началось. Аспасия продолжала идти. Люди уступали дорогу. Это стало привычным зрелищем.
Аспасия бросила Софию на постель, которую она делила со своей служанкой. Она барахталась там, стараясь сесть. Лицо ее пылало, но взгляду не хватало уже совсем немного, чтобы стать убийственным. Она научалась, она определенно научалась.
Аспасия уперла руки в бока.
— Ну как?
— Я хочу остаться, — сказала София, уже не так решительно, как раньше. Она попробовала изобразить дрожащие губы и слезы на глазах. Аспасия была непреклонна.
— Правда, — сказала София, — я не хочу ехать в Магдебург.
— Мы не всегда можем иметь то, чего хотим, — заметила Аспасия.
— Почему?
— Так уж Бог устроил мир.
— Скажи Богу, чтобы Он его переделал.
Аспасия не знала, засмеяться или рассердиться. Это была не Феофано и даже не великий Оттон. Это была она сама, с ее жизнью, фантазиями и всем остальным.
— Бог создал мир, как хотел, и нас, чтобы мы в нем жили. Даже тебя, — сказала она, опережая вопрос Софии, — принцессу.
— Я не хочу быть принцессой. Я хочу остаться здесь.
Аспасия присела на кровать.
— Я понимаю, — сказала она. — Но ты принцесса, и ты нужна своему народу. И разве ты не хочешь повидать отца, когда он вернется с войны?
— Он может приехать сюда, — сказала София.
Аспасия нахмурилась.
— Что я говорила тебе насчет споров?
— Я не… — София умолкла. Опустила глаза. И закончила тоненьким голоском: — Я бы хотела, чтобы мне не нужно было уезжать.
— Это уже лучше, — заметила Аспасия. — Твой отец может гордиться тобой. Ты выросла с тех пор, как он видел тебя последний раз. И ты учишься быть настоящей принцессой.
— Только учусь?
— Да, — отвечала Аспасия, — на это нужно время.
София придвинулась к ней. Не прикоснулась, к этому она еще не была готова, но сказала:
— Я бы хотела, чтобы ты учила меня всегда.
— Может быть, так и будет, — сказала Аспасия, — если ты будешь хорошо вести себя с няньками, которых выберет тебе твоя мама, и учиться всему, что нужно.
— Это трудно, — сказала София.
Аспасия кивнула.
— Если бы это было просто, не стоило бы и стараться.
София как будто хотела возразить, но решила этого не делать. Немного погодя, осторожно и вежливо, она спросила:
— Пожалуйста, разреши мне теперь выйти.
— Пожалуйста, — ответила Аспасия так же вежливо.
