— Стыдиться нечего, так происходит всегда и со всеми.
— Возможно, — пробормотала Джейн и покраснела так, что румянец стал заметен даже в темноте. Однако она снова отступила. — И все же оставайтесь там и ближе не подходите.
— Но почему? — удивился Берн.
— Потому что я не одета, — прошипела она и окунулась еще глубже. Посмотрела на коттедж: свет на первом этаже погас, и послышался громкий мужской смех. — Как вы здесь оказались?
Берн не стал лукавить.
— Увидел, что вы идете к воде, и решил поговорить, — серьезно ответил он. — Потому что не знал, навестите ли вы меня еще раз и примете ли, если осмелюсь нанести визит. — Грустно вздохнув, он добавил: — Но как же разговаривать на таком расстоянии? Вы очень далеко.
— Полагаю, мы уже обсудили, почему я не намерена приближаться, — задиристо парировала Джейн.
— Но это же глупо, — рассердился Берн. — Приходится кричать, словно с дальнего конца стола, когда просишь передать соль.
Он осмотрелся и на расстоянии примерно двадцати футов заметил сорочку. Ощущая на себе горячий взгляд, подплыл к белому островку, поймал тонкую, хотя и отяжелевшую ткань и вернулся обратно. Размахнулся и бросил одеяние хозяйке, метко попав в плечо.
Старался он, конечно, напрасно. Намокший батист, и без того полупрозрачный, практически отсутствовал. Но если Джейн казалось, что невесомая паутинка способна защитить, подобно броне, то имело ли смысл доказывать обратное? Главное, чтобы она разрешила приблизиться на расстояние шепота.
Берн наблюдал, как Джейн повертела сорочку в руках, нашла вырез и сунула в него голову. В мягком свете окон и серебристом сиянии почти полной луны мокрые плечи сказочно блестели. Но вот драпировка добралась и до них, а в следующее мгновение мисс Каммингс уже стояла почти одетая, по грудь в воде, строгая и скромная, как монашка в церкви.
Берн медленно приблизился. Попытки к бегству не последовало. Когда же расстояние достигло четырех футов — еще немного, и можно было бы дотянуться, — Джейн предостерегающе подняла руку.
— Все. Уже достаточно, — прошептала она.
— Хорошо, — согласился он.
Действительно, теперь уже можно было без труда расслышать друг друга. Если подойти ближе, то волнение помешает сказать те слова, ради которых он сюда приплыл.
Однако Джейн заговорила первой.
— Почему вы решили, что в моем доме вас не примут?
Берн на миг задумался и пожал плечами.
— Маркиз меня не любит. Кроме того, неизвестно, примете ли вы в своей гостиной грабителя.
— Что за ерунда! — обиделась Джейн.
Берн обошел ее кругом, и она тоже повернулась, словно танцуя в воде.
— Может быть, и ерунда… и все же существует множество причин, способных заставить вас отказать.
Джейн задумалась, словно в сомнении, но тут же прошептала:
— Мой дом для вас всегда открыт.
Он заглянул в глаза.
— Но…
— Но, — продолжила она, — сейчас у нас живут полдюжины гостей, причем приглашала я далеко не всех. То и дело приезжают с визитами местные жители, а после смерти матери отец… изменился.
Можно было бы ожидать, что сейчас продолжится рассказ об отце, о том, что герцог не одобряет общения дочери с нетитулованным джентльменом, однако Джейн пожала плечами и прошептала, обращаясь не столько к собеседнику, сколько к себе самой:
— Может быть, мне просто не хочется оставаться дома…
Берн серьезно кивнул, с трудом подавляя желание сжать ладонями печальное личико, обнять, утешить. Он понимал, как сложно переживать одиночество в кругу близких, родных людей.
— Я тоже устал от семейной жизни, — спокойно признался он. Заметил удивленный взгляд и пояснил: — После войны. После ранения.
Признание, казалось, ничуть не испугало Джейн. Она продолжала кружиться в причудливом водном танце и, сама того не замечая, подошла ближе.
— Они любили меня, заботились, нянчили, старались вылечить, — продолжил Берн и поморщился. — Невыносимо.
— Почему?
— Потому что я стал другим. Братья, Маркус и Грэхэм, оставались нормальными; конечно, если не считать ненормальной тревоги о моем здоровье и благополучии. И они хотели, чтобы я стал прежним.
— А вы не могли, — заключила Джейн.
— Да. И потому дом уже не был настоящим, родным.
— И что же вы сделали? — прошептала Джейн едва слышно.
— Сбежал, как только смог встать на ноги. Сначала туда, где можно было забыться и затеряться. Просто исчез. А потом, когда закончились деньги и силы, приехал сюда. — Он серьезно посмотрел ей в глаза. — Не советую посещать те места, с которых начал я. Знаю, что вам неуютно, плохо, что родной дом кажется ловушкой… если вдруг потребуется куда-то убежать, бегите ко мне.
Джейн кивнула. Она продолжала кружиться, сокращая расстояние. Теперь уже можно было без труда коснуться плеча, погладить по щеке. Нет, не сейчас. Еще рано.
— Почему… — Она замолчала и подняла на него глаза. — Почему же вы решили, что я испугаюсь и не приду вас навестить?
Только сейчас Берн шагнул ей навстречу:
— Потому что я вас напугал. Простите, очень сожалею. О том, что напугал, а не о том, почему так случилось. — Он осторожно, медленно нашел под водой ее руку, крепко сжал и потянул к себе. Вот так, ощущая в своей ладони тонкие пальцы, произнес те слова, которые считал необходимыми: — Я хотел, чтобы все в Рестоне меня боялись и держались в стороне. До встречи с вами. А теперь очень не хочу, чтобы вы меня боялись.
Он замолчал. Почему-то стало трудно дышать. В бархатных глазах отражался лунный свет. Джейн не испугалась, не попыталась убежать. Напротив, подняла другую руку, ухватилась за его локоть и шагнула ближе.
— Чего же вы хотите? — просто спросила она и зачем-то посмотрела на его губы.
А Берн посмотрел на ее губы и впервые заметил в уголке рта восхитительную ямочку.
— Я хочу… стать вашим другом, — выдохнул Берн и медленно, до боли медленно, склонил голову.
— Вы и есть мой друг, — отозвалась Джейн шепотом.
Теперь они стояли так близко, что он чувствовал, как мягко колышется в воде сорочка.
— Хорошо, — вздохнул он и добавил: — Всегда мечтал о подруге с веснушками.
— У меня нет веснушек, — обиженно возразила Джейн.
Наверное, заявление должно было прозвучать резко, но получилось иначе: трогательный шепот вызвал лишь умиление.
— Позвольте не согласиться, — парировал Берн. — Вот, например, одна. — В мягком свете луны он прикоснулся губами к щеке. — А вот и еще. — Поцеловал в уголок глаза и почувствовал, как опустились густые ресницы. — И еще. — Эта оказалась на самом кончике носа, и, не сдержавшись, Джейн захихикала, как девчонка. — Ну а эта лучше всех.
