там много таких. Рассмотрите ситуацию с лебедями, — заметил он. — И вспомните про Леду [9].
— Или про перья, — буркнула Тея.
— Про сломанные перья, — напомнил Дариен.
Она направилась к деревьям, которые склонились к воде.
— Вы знаете это место? Его до сих пор называют прудом Розамунды, хотя существует он давным-давно. Место было очень популярным у самоубийц.
— Пруд остается прудом, даже если его осушить. Кейв остается Кейвом, как его ни назови, а Богиня — высшим существом. — Он привлек ее к себе и поцеловал, как в первый раз: только теперь Тея не сопротивлялась, — но тут же отстранился, хотя руки остались лежать у нее на плечах. — Между нами присутствует какое-то волшебство, моя Тея…
— Да.
— …но и семена нашей погибели тоже.
— Вы воин, Дариен. Вам не хочется побороться за нас?
— Я слишком много сражался. Не в этом ли дело?
— Не важно! — И действительно, неожиданно ей все стало ясно. — Я не хотела сказать, что мне все равно, но вот что поняла: лучше я буду жить с воином, чем без него. Без тебя. В этом есть какой-то смысл?
— Несомненно. Я не могу пообещать…
Она сделала шаг назад, уходя от его рук.
— Почему ты все время так говоришь? Предлагаю заключить новый договор.
Дариен с интересом посмотрел на нее.
— А именно?
— Завтра мы уезжаем в Сомерсет, и вряд ли до осени вернемся в Лондон. Первая часть договора такая: никто из нас не свяжет себя обязательствами с кем-то другим до этого времени.
— А вторая часть?
— Когда снова встретимся, тогда и обсудим нашу ситуацию.
— Обсудим! Мы на грани взрыва, здесь, в парке, на публике…
— Укрытые деревьями, — возразила Тея.
— Пусть так. А через чуть ли не полгода ты рассчитываешь, что нам будет что обсуждать?
— Возможно, к тому времени мы поймем, что вели себя безрассудно.
— А что если не поймем?
Тея не сразу смогла произнести то, что хотела, но все же посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
— Тогда мы поженимся.
— Полагаю, к тому времени ты все хорошенько взвесишь и примешь правильное решение. Что ж, я согласен.
Это был верх невежливости, но всю обратную дорогу Тея изо всех сил сдерживала смех. Все сложилось как нельзя лучше: он дал ей обещание, и она знала, что непременно его сдержит.
Йовилы уехали, а Дариен остался и, не в силах сопротивляться крохотному огоньку надежды, старался продвигать деловую и социальную активность без них. Он прекрасно понимал, что не лучший кандидат в мужья для Теи Дебенхейм, даже если ей захочется настоять на своем безумии, и что ее нужно остановить, не дать разрушить свою жизнь. И все же в глубине души у него сохранялась вера, что ему удастся восстановить репутацию своей семьи и, вместо того чтобы терпеть, его начнут уважать. Ради Теи.
Дариен не ожидал, что ему так остро будет ее не хватать. Даже когда они подолгу не виделись, он знал, что Тея где-то рядом, что он может случайно столкнуться с ней, что, когда потребуется, всегда найдет ее. А сейчас она отсутствовала, и он чувствовал пустоту.
Фокстолл тоже покинул Лондон. Покончив со служебными обязанностями, он вернулся на север, но перед отъездом свалился ему на голову и принялся жаловаться на жизнь.
— И как раз перед тем, как я нашел подход к мисс Дебенхейм, надо уезжать.
Дариен постарался бы разрушить этот союз, если бы увидел хоть крошечную возможность для его осуществления, но ее, слава богу, не было.
— С некоторыми женщинами, как мне кажется, разлукой можно добиться своей цели, но только не с ней, — излагал свои взгляды Фокстолл. — Настоящая бабочка!
— Не понимаю, почему ты так беспокоишься.
— Пятнадцать тысяч и солидное влияние ее семьи! Не понимаю, как можно было позволить другой особе из этой семьи проскользнуть сквозь пальцы. В особенности после того, как ты вывез ее на маскарад.
— Присутствовать там была идея леди Теи.
— Надеюсь, ты с толком использовал ситуацию.
Не послышался ли ему злой намек в словах Фокстолла? Пока, кажется, ни у кого не возникло никаких предположений о том, что там случилось.
На следующий день после маскарада Дариен нанес визит леди Харровинг, чтобы для видимости извиниться за драку в ее доме, а на самом деле выведать, что говорят о бельевой комнате. Ничего! И это прекрасно! Но он также узнал, что сцепился с графом Гленморганом. Этот человек, известный своей агрессивностью, непременно прислал бы ему вызов, если бы друзья не отговорили.
— Думаю, что запрет со стороны ее семьи может сыграть мне на руку, — продолжал между тем Фокстолл. — Она своевольна, и, значит, сможет настоять на своем. Так что ты уже вскоре найдешь меня прильнувшим к груди семейки Дебенхеймов. Роскошная синекура — место в парламенте! И дом в лучшем районе Лондона.
«Только через мой труп!»
— Отъезд в Ланкашир тебе не помешает? — как можно безразличнее спросил Дариен.
— Я мастак писать письма. Пожелай мне удачи, старинный друг.
— Бон вояж, — пожелал Дариен и вздохнул с облегчением.
Фокстолл уехал, но Мэдди Дебенхейм не привыкла страдать от одиночества и в его отсутствие решила развлечься с Дариеном, и он порадовался, что дел у него выше головы.
Драка с Гленморганом дурно отразилась на его репутации. Кто-то им восхищался, а кто-то посчитал его действия верхом идиотизма. Если один джентльмен наносил оскорбление другому, то всеобщее одобрение встречала устроенная по всем правилам дуэль, а не рукоприкладство на кухне. Чтобы не потерять почву под ногами, он много времени проводил в компании одного или нескольких «балбесов» — в кофейнях и тавернах, на ученых собраниях, в боксерском клубе и за игровым столом. Когда требовалось воспользоваться женским покровительством, он водил компанию с прекрасной Лаурой Болл, с тихой Крессидой Сент-Рейвен, с вдохновенной Клариссой Хокинвилл и даже с теткой Миддлеторпа — опасно язвительной Арабеллой Хертсман.
Увидев скромно одетую женщину с простым лицом, он сначала засомневался в ее полезности, но совместная прогулка по парку в модный час стала для него как живительный напиток. Под решительным взором дамы, те, кто до сих пор не замечал его, улыбнулись ему в первый раз. С теми, кто еще воротил от него нос, она обходилась куда жестче: просто подводила Дариена прямиком к ним и приказывала поддержать жертву недоброжелательства и злобы. Конечно, не в таких именно выражениях, но это действовало, и никто ей не отказывал.
Может, они боялись зонта, который имел острый наконечник и был всегда при ней. Дариен тоже его
