Белинда замерла, не успев поднести чашку к губам, и уставилась на сидящую напротив девушку, чувствуя себя так, словно все в ее мире наконец-то встало на место. Сомнения, терзавшие ее несколько недель, испарились, словно темные тучи, унесенные прочь порывом ветра, и она внезапно поняла, что Мэй права. Это и вправду совсем не сложно.
– Леди Федерстон, с вами все хорошо?
Белинда осторожно поставила чашку на блюдце и взглянула на часы на каминной полке. Без четверти два. Да, если поторопиться, можно успеть на дневной поезд в Кент.
– Извини, моя дорогая, – сказала она, поставив чашку на стол. – Боюсь, у меня неожиданно разболелась голова. Может быть, мы продолжим этого разговор через день-другой?
– Да, конечно. – Мэй встала. – Надеюсь, теперь вы меня понимаете, хотя бы немного?
– Да, – с чувством ответила Белинда. – Я понимаю. Очень хорошо понимаю.
Николас вместе с Барроузом стоял в одном из рядов хмеля, рассматривая темно-зеленые плети, вьющиеся по двенадцатифутовым шестам.
– Шишки выглядят неплохо. Если и дальше так пойдет, они будут полны лупулина к началу сентября.
– Согласен. Нас ждет превосходный урожай.
– Милорд?
Николас повернулся и увидел одного из младших садовников, бегущего в их сторону. Юноша остановился перед ним, тяжело дыша, – он бежал всю дорогу от дома.
– Ты ведь Джеймс, верно? – спросил Николас.
Молодой человек кивнул.
– Да, милорд. Мистер Фроубишер отправил меня сообщить, что у вас гости.
– Гости? Надо полагать, кто-нибудь из местных джентльменов?
– Нет, сэр. Это леди. Приехала повидаться с вашей милостью. Леди Федерстон.
– Леди Федерстон? – По лицу Николаса расплылась широкая улыбка, и, не договорив, он пустился бежать к дому. – Спасибо, мистер Барроуз! – кинул он через плечо. – Завтра я уезжаю, но вернусь через две недели, чтобы посмотреть, в каком состоянии плети.
– Очень хорошо, милорд, – крикнул в ответ управляющий, но Николас уже выскочил из зарослей хмеля и теперь мчался к ферме, где оставил своего коня. Через пять минут он уже отдал поводья помощнику конюха, чтобы тот занялся жеребцом, и с невероятной скоростью побежал к дому.
Фроубишер ждал его у подножия лестницы.
– Где она? – тяжело дыша, спросил Николас.
– Если вы говорите о леди Федерстон, милорд, она в гостиной. Леди привезла с собой багаж, сэр, – неодобрительно добавил дворецкий. – И камеристку. Похоже, она рассчитывает у вас погостить.
– Господи, я очень на это надеюсь, – ответил Николас и засмеялся, пытаясь перевести дух. – Было бы глупо приехать сюда из самого Лондона только для того, чтобы выпить чашку чаю.
– Как скажете, милорд. Сожалею, что не смог заранее подготовиться к ее приезду.
Николас подумал, что заметно упал в глазах дворецкого, но не потому, что привез в Хонивуд любовницу, а потому, что не предупредил слуг о ее появлении, и усмехнулся.
– Это моя вина, Фроубишер, но я уверен, что вы сумеете устроить леди удобно даже без предупреждения. Скажите миссис Тамблети, чтобы она приготовила для гостьи розовую комнату, – добавил он, уже поднимаясь по лестнице. – Это наименее отвратительная комната во всем доме.
Несколько мгновений спустя Николас уже входил в гостиную. Сердце колотилось в груди, подскакивая к горлу. Белинда стояла у камина, и, когда повернулась к нему, выглядела настолько прелестно, что он замер в дверях.
Бирюзовые жакет и юбка подчеркивали цвет ее глаз, сиявших, как аквамарины. Она сняла шляпку, и волосы ее в лучах солнца, струившихся из окна, блестели, как крылья черного дрозда.
Белинда улыбнулась, показав на каминную полку и стоявшие на ней грубые гипсовые статуэтки, втиснутые между позолоченными часами и небольшим медным кофейником.
– И в самом деле барокко и восточный базар. А я не знала, верить вам или нет.
– Ну, во всяком случае, вы не можете сказать, что я вас не предупреждал. – Николас повернулся к лакею. – Ты пока свободен, Ной.
Слуга вышел, закрыв за собой дверь. Щеколда едва успела звякнуть, как Белинда кинулась через всю комнату в его объятия. Она поцеловала его своими теплыми и чувственными губами, и показалось, что он в раю. Николас с наслаждением упивался этим поцелуем, потом взял лицо Белинды в свои ладони и отодвинулся, чтобы посмотреть на нее.
– Что ты здесь делаешь? И почему не сообщила, что едешь? – Он быстро поцеловал ее в губы, затем в лоб и в дерзкий кончик носа. – И почему, черт возьми, тебе потребовалось столько времени, чтобы добраться сюда?
Она засмеялась, обнимая его за шею.
– Знаю, все знаю. Но теперь-то я здесь.
– А я завтра уезжаю в Лондон.
– Значит, не будем терять ни мгновения. – Белинда глубоко вздохнула. – Где твоя комната?
От этого вопроса у Николаса перехватило дыхание. Он просто не мог поверить, что все происходит наяву. Да, Николас несколько раз шутил по этому поводу, говорил, что в один прекрасный день Белинда бросится к нему в объятия и потребует, чтобы он занялся с ней любовью, но никогда не думал, что это произойдет.
Николас предполагал, что если ему когда-нибудь повезет заполучить Белинду, то только потому, что сумеет как-нибудь соблазнить ее, заставив забыть о предыдущем печальном опыте с мужчиной, о нравственности и здравом смысле. Но вот такого он совсем не ожидал.
– Я сплю, – пробормотал Николас. – Иначе и быть не может.
Но не успел это произнести, как уже схватил Белинду за руку и открыл дверь. Он вывел ее из гостиной и повел вверх по лестнице, затем по длинному коридору в свои комнаты.
– Эта часть дома отличается от остальных, – заметила она. И добавила, разглядывая простые белые стены, обычную кровать и мебель вишневого дерева: – Немножко по-спартански.
– Я просто велел вынести отсюда весь ужас, а это то, что осталось, – объяснил Николас, задергивая зеленые, как мох, шторы, но оставляя расстояние, достаточное, чтобы комната не погрузилась во мрак. Он не хотел заниматься любовью с Белиндой в темноте. – Все, кроме кровати, – продолжал Николас, направляясь к Белинде. – Ее принесли из одной из гостевых спален. Та, что стояла здесь – просто кошмарное творение из красного дерева… – Он остановился перед Белиндой и привлек ее в свои объятия. – Я не хочу разговаривать о чертовой мебели.
– Я вообще не хочу разговаривать, – отозвалась Белинда и поцеловала его, обняв за шею.
Николас уже возбудился, и она наверняка ощущала это даже через несколько слоев ткани, разделявших их, потому что прижалась к нему крепче и застонала, пробуя его губы на вкус. Желание, тлевшее в Николасе столько времени, вспыхнуло так, словно после тех минут в пивоварне не прошло и секунды, но он постарался сдержаться.
