— Пусть черное облако войны не закрывает больше наши небеса. И пусть с этого дня встанет над Британией славное солнце мира. — Потом он повторил это заявление на латыни.
На латыни и на кельтском были зачитаны вслух условия мира. По жесту Агриколы Мирддин вышел вперед, чтобы провести официальную церемонию. Кинжалом, который он вытащил из-за пояса, жрец осторожно уколол четвертый палец левой руки у обоих мужчин. Затем выдавил немного крови каждого в чашу и смешал с вином. Чтобы закрепить соглашение, Агрикола и Церрикс должны были выпить эту чашу. Такой ритуал предполагал большее, чем просто подтверждение и узаконивание мирного договора. Когда каждый из мужчин выпьет кровь другого, в жилах обоих правителей будет течь одна кровь. Таким образом они породнятся друг с другом, и между управляемыми ими народами установится нерушимый мир.
Когда смесь была готова, Мирддин, держа чашу обеими руками, повел ею из стороны в сторону, вперед и назад, на все четыре стороны света. Затем протянул сосуд Церриксу. Поскольку сдавался именно он, его глоток будет самым горьким.
Церрикс поднес чашу к губам, без колебаний отпил и передал победителю. Агрикола осушил ее.
Когда римский наместник опустил чашу, в тишине раздался резкий звук. Он казался частью задуманной церемонии, хотя Гален и сотня других людей узнали его — это звучал кельтский боевой рог.
Все мысли и воспоминания Галена об этих прошедших месяцах мгновенно улетучились, теперь он был только солдатом. Все шесть центурионов второй когорты немедленно нашли взглядом своего командира, ожидая его приказаний.
Агрикола выкрикнул команду, и его армия немедленно перешла к действиям под аккомпанемент боевых труб. Людям, которые только что внимательно следили за церемонией заключения почетного мира, была дана команда занять боевые позиции. Шатер немедленно был окружен четырьмя кольцами солдат. Жизнь Агриколы должна быть сохранена любой ценой. Остальные выстроились в боевой порядок между шатром и лесом, спиной к крепости.
Воины Церрикса были застигнуты врасплох еще больше римлян и, прежде чем смогли отреагировать, увидели себя окруженными, закрытыми щитами солдат, нацеливших на них копья. Их король и жрец, находившиеся внутри защитного круга вместе с Агриколой, были схвачены, Агрикола с гневно горящими глазами приказал задержать их.
Церрикс яростно вырвался из схвативших его рук.
— Это Маурик! — прокричал он, пытаясь перекрыть шум голосов почти пятисот человек, готовившихся к битве. — Отдайте мне оружие и освободите моих воинов. Это наша битва! Дайте нам самим сразиться с предателями!
Гален, стоя в ста футах, услышал его крик. Он также почувствовал, что Церрикс тут ни при чем, и направился к Агриколе, чтобы отстоять своего друга.
Рог прозвучал еще раз, и воины-изменники хлынули из леса, подобно морской волне, набегающей на берег. Пурпур и позолота торжественной церемонии должны были окраситься в алый цвет крови. По своему обыкновению ордовики выстроились в линию, приводя себя в боевое состояние с помощью стука о щиты и громких возгласов.
Пробиваясь через изготовившиеся к битве ряды, чтобы найти Агриколу, Гален прикинул численность противника — по крайней мере триста человек. Потрясая светлыми гривами, они насмехались над своими противниками — как над римлянами, так и над своими соплеменниками — и вызывали их заполучить их головы, если те смогут.
При виде своих мятежных соплеменников последователи Церрикса пришли в неистовство. Скоро попытки римлян помещать им прорваться должны были стать тщетными и начаться бойня.
Увидев их ярость и, видимо, поняв настоящую цель, на которую она была направлена, Агрикола выкрикнул легионерам приказ не мешать. Как только солдаты подчинились, ордовики ринулись вперед, готовясь напасть на своих собратьев. Послышались новые боевые выкрики и стуки оружия о щиты. Потом Агрикола приказал отпустить Церрикса. Предводитель британцев немедленно выхватил свой меч и, размахивая им над головой, побежал, чтобы взять под команду своих воинов.
Тогда Гален остановил свой путь к Агриколе. Он услышал, как тот выкрикнул приказ центурионам, командующим передней линией, отвести людей и перегруппироваться, давая возможность ордовикам под командой Церрикса принять на себя удар.
Паники никакой не было. На лицах римлян Гален видел только выражение непреклонной решительности. Рядом с собой он услышал, как знакомый голос затянул гортанный боевой клич фракийцев. Гигант, вновь попавший в свою стихию, улыбнулся Галену, укрылся щитом и поднял копье.
И тут началось — на зов боевого рога мятежников ответили римские трубы, высокими нотами призывающие к атаке.
В своей хижине Рика слышала эту зловещую какофонию: густой рев племенного рога, за которым почти сразу последовали пронзительные звуки труб римлян. Снова она слышала эти ужасающие звуки. Внезапно воспоминания, которые давно затихли, смягченные временем и любовью, пробудились, подобно свирепому зверю.
— Нет! — Ее крик заполнил маленькую хижину, но она была в ней одна, и некому было его услышать. — Нет, пожалуйста, не надо!
Рика сгорбилась и зарыдала, закрыв глаза и зажав уши ладонями.
— Не Галена. Пожалуйста, не его. — Но избавиться от ужасных внутренних видений было невозможно.
Охваченная ужасом, она выбежала из хижины. То, что двигало ею, было сильнее ее и не поддавалось контролю.
Рика бежала по тропинке к опушке леса на звук трубы, который, как она знала, звал на бой.
Битва сразу сконцентрировалась на узком пространстве. Возгласы сражающихся и звон мечей, смешавшиеся со звуками рогов и труб, заглушали стоны упавших и крики умирающих. Начищенные доспехи римлян были теперь покрыты пылью, потом и кровью. Запах крови стоял повсюду.
Более трех четвертей воинов Маурика прорвалось сквозь линию Церрикса. Половина из них пробила защитную стену римских щитов. Около сотни оставшихся мятежников продолжали отчаянную борьбу против втрое превосходящих их по численности сил противника.
Их не заботило то, что они проиграли и умрут. Смерти они не боялись, а были рады ей. Для кельтского воина не может быть более почетной смерти, чем геройская гибель в бою. И с каждой вражеской головой, которую он сможет снести, прежде чем погибнет сам, возрастает его слава и повышается его статус в мире ином, где души убитых будут служить ему.
Гален знал, что самым большим призом являлась голова одного из двоих, совершивших обряд кровосмешения. Люди Маурика не смогут добраться до Агриколы. Их число уже уменьшилось в десять раз, а защитное кольцо вокруг шатра осталось ненарушенным. Когда падал один человек, его место занимал другой из задних рядов. Такая же тактика применялась для замены усталых людей из передней линии свежими силами. Да, Агрикола был в безопасности. А Церрикс?
Зелено-голубой плащ наверняка был скинут, чтобы не мешать движениям, так что Гален искал глазами черную тунику, отделанную золотом. Не желая даже думать об этом, он отказывался искать ее среди мертвых.
Ярдах в сорока слева от себя он вдруг увидел Церрикса, столкнувшегося в схватке с человеком-сатиром, которого Гален мгновенно узнал, и начал быстро продвигаться к ним. Внезапно метрах в трех перед ним появилось препятствие. Мелькнуло лицо, обезображенное шрамом.
Балор взмахнул мечом и, пытаясь нанести смертельный удар, рассек воздух между ними. За его спиной Гален увидел, как Церрикс споткнулся и упал на землю, отразив поднятым щитом режущий удар меча Маурика.
— Иди! Об этом позабочусь я.
Рев Ситы прозвучал для Галена, как прекраснейшая музыка. Похожий на гигантского неуклюжего медведя, фракиец вышел перед ним, встречая Балора, и Гален предоставил ему эту возможность.
Когда Руфус взглянул на врага, вся его массивная фигура напряглась в предвкушении поединка. Со времени избиения Галена он мечтал о мести. Хотя он и не предполагал, что именно ему предстоит отомстить, теперь был в восторге от такой возможности и жестом пригласил воина подойти поближе, издевательски усмехаясь.
