К ней прижималось сильное, большое тело; оно подчиняло ее своей власти, влекло к неизвестным опасностям, окружало острым запахом лошадиного пота и сыромятной кожи. Неожиданно Рауль задрал ей юбки и раздвинул 6едра ногою. Затем, будто не слыша ее приглушенного вопля, поставил ногу на колесо, и земля ушла у Алины из-под ног.
Чтобы не упасть, ей пришлось обхватить его за плечи. Теперь она тоже прижималась к нему всем телом, беззащитная, открытая его натиску.
Тут что-то пронзило ее всю, и она содрогнулась, как от удара грома.
Испугавшись собственных ощущений, она в отчаянии уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но силы изменили ей. Рауль тихонько покачивал ее на ноге; завладев ее ртом, раздвигал губы кончиком языка, подчинял еесвоей воле руками, губами, бедром, пока она не перестала сопротивляться и не могла уже думать, не то что биться с ним.
Тогда она сама поцеловала его и обнаружила, что поражение сулит ей гораздо больше приятного, чем дальнейшее сопротивление…
И вот, наконец, спустя несколько долгих мгновений, Рауль с сожалением оторвался от губ Алины и поцеловал ее в кончик носа.
— Теперь вы завоеваны, моя маленькая крепость?
То был не вопрос, а самодовольное утверждение.
Алина кольнула ему спину кинжалом, который незаметно вытащила у него же из ножен.
— А вы?
От изумления улыбка сползла с его лица, но мало-помалу вернулась, хотя в глазах все еще пряталась тревога.
— Отвлечь, а потом атаковать? Отличная тактика. Но помните: опасно брать пленных, с которыми вы можете не справиться.
Алина постаралась придать голосу твердость, несмотря на свое нелепое положение: она все еще сидела верхом на бедре Рауля.
— Я знаю, как справиться с вами, Рауль де Журэ. Я отпущу вас за выкуп, как только вы, — и она кольнула его кинжалом так, что он охнул, — признаете, что были так же ошеломлены этим нападением, как и я.
— Больше, мой прекрасный противник. Иначе вы не завладели бы моим ножом.
Она не могла и ожидать столь полной капитуляции.
Теперь медленно и осторожно убрать нож. Какой ответный удар готовит Рауль? Но он просто опустил ее на землю, отступил назад и протянул руку. Алина положила в эту руку нож и принялась оправлять на себе платье, ни на минуту не забывая горячей боли там, где ее касалось только что бедро Рауля; боли, от которой ей хотелось схватить его за пояс и притянуть обратно к себе. Она потупилась, старательно расправляя складки туники.
— Вы замечательная женщина, Алина Берсток.
Алина подняла глаза.
— Потому, что я не совсем потеряла голову от ваших поцелуев?
— Потому, что даже в наслаждении вы не теряете себя. — Рауль медленно, очень медленно вложил кинжал в богато украшенные ножны. — Или вы отрицаете, что наслаждались, леди Алина?
Она хотела бы, но пересохший рот и боль в промежности не позволили. Теперь, когда они с Раулем разрушили еще одну стену вежливого отчуждения, лгать нельзя.
— Нет, не отрицаю, но сержусь на вас. Вы ожидали, что останетесь спокойны.
— Этого я ожидать не мог. Просто я недооценил вашу силу. Итак, — продолжал он со своей обычной теплой улыбкой, — я ваш пленник. Какой выкуп вы хотите получить?
— А что вы предлагаете?
— Полноте, Алина. Это глупо.
— Вовсе нет, — усмехнулась она. — Я лишь хотела трижды повторить то, что сделали вы.
Он снова закрыл ей путь на свободу.
— Сто поцелуев.
Алина смотрела на него, уже подчиняясь его чарам.
— Что станется с нашими губами?
— Можно растянуть три сотни на долгие годы.
Она перевела взгляд на его грудь, где мерцал и переливался золотистый камень, окаймленный затейливой вязью золотого шитья. Пышная, многоцветная одежда напомнила ей, что он чужестранец.
— Еще до холодов вы вернетесь обратно в край винограда и цветущего миндаля.
— Вы могли бы поехать со мною.
Именно этих слов Алина ждала, но теперь, когда они были сказаны, она испугалась.
— Нет, не могла бы.
— Отчего?
— Я не могу оставить дом, друзей, семью…
— Понимаю, — с обидным спокойствием отвечал Рауль. — Ну что ж, возможно, нам пора отвлечься от наших игр и сосредоточиться на заботах наших друзей. Джеанне и Галерану нужны наши ясные головы и готовность к действию…
Вот как мало ему дела до нее! Алина вырвалась из его объятий.
— Вы правы. Итак, сэр учитель, больше никаких атак. Вы теперь знаете, что моя крепость умеет защищаться.
— Умеет. Пока на нее не двинутся по-настоящему крупные силы.
Борясь со слезами, Алина пошла вдоль повозки. Он мог хотя бы попробовать переубедить ее.
— Алина…
От прикосновения его руки она застыла на месте, так и не выйдя на свет, но не сказала ни слова. Она ждала, сердце ее билось часто и высоко. Быть может, сейчас он все-таки попросит?..
— Не идите в монашки.
Стиснув зубы, Алина пошла дальше, туда, где языки пламени, вырывающиеся изо рта ярмарочного шарлатана, казались скорее адским заревом, чем спасительным светом. Воспоминание о чувственном натиске Рауля пронзило ее, и она содрогнулась. Всю жизнь она словно барахталась в тихих заводях, а теперь течение вынесло ее в открытое море, и опасность погибнуть в волнах страшила и вместе с тем будоражила ее. Но тот, кто открыл ей это течение, очевидно, не хотел оставаться в море вместе с нею.
А если она не нужна ему, по какому праву он будет решать за нее, принимать ли ей обет монашества, и пытаться сломить ее волю, чтобы настоять на своем?
По праву или без права, но это ему удавалось.
Галеран видел, как Рауль увел Алину за повозку, и заметил, когда они оба снова появились. Круглое личико Алины было расстроенным и обиженным. А он ожидал, что Рауль зацелует ее до изумления. Но еще больше заинтриговало Галерана выражение лица Рауля: его изумления хватило бы на двоих.
Джеанна тоже заметила неладное.
— Он не должен был…
— И она не должна была.
— Но у него намного больше опыта в таких делах.
— Верно, но и у Алины глаза открыты.
— Хорошо бы у нее были открыты только глаза.
Галеран посмотрел на жену, приподняв брови.
— Джеанна, что бы там ни было, я не думаю, чтобы Алина лишилась невинности за те несколько мгновений, что провела за повозкой с Раулем.
— Знаю, знаю, — рассмеялась Джеанна, качая головой. — Сама не понимаю, зачем я так хлопочу о ней, когда у нас довольно своих забот.
Он легонько погладил ее по затылку.
— Быть может, проще думать об этом, чем тревожиться о более серьезных вещах. Ведь завтра мы уже должны быть в Лондоне.
Она вздрогнула.
— Я была бы счастлива просто путешествовать, неважно куда. Мне страшно, Галеран.
— Правильно. — Он все гладил ее по болезненно напряженной шее. — Хочешь, отправимся в плавание? Рауль, конечно, приютит нас у себя в Гиени.
