— Если бы я был в нее влюблен, я бы бросился в реку.
— Будьте любезны сдерживать свои эмоции. Вы пишете с нее свою новую героиню?
— Ваша милость, я не могу одарить ее большим, чем увековечить ее образ, созданный мною на сцене.
— У нее есть муж, чтобы одаривать ее. Разве вы не знаете, что мистер Дарси не позволил, чтобы портрет его жены был представлен на выставке в прошлом году? И вы все-таки желаете выставить ее напоказ на театральных подмостках! Советую вам поостеречься, иначе вы заставите миссис Дарси пожелать, чтобы вы утопили себя.
— Маркиза, только благодаря вашей помощи я добился своих успехов. Без вас…
— Ну, ну, сэр я довольна вашим успехом. Я увижу вашу благодарность, если вы будете вести себя, как джентльмен, и не создавать затруднений и тем паче проблем для моих друзей.
Он молча кивнул:
— Что я должен сделать?
— Идите домой и работайте. Вы уже написали что-нибудь?
— В эту беспокойную ночь я исписал почти две страницы, мадам. Сегодня утром я надеялся показать их миссис Дарси.
Маркиза молчала. Раньше все свои опыты Гловер приносил ей первой. Неприятное чувство накатило на нее. Она постаралась отогнать его.
— Я боялся, что вам не понравится, — пробормотал он.
Маркиза смотрела на него пытливо, но не зло. Он сунул страницы ей в руки, поклонился и повернулся к двери.
— Мистер Гловер! Вы хотите, чтобы я показала это миссис Дарси?
— Да.
«Ох, хо-хо, он неисправим!» — пробормотала она про себя. Она подошла к окну и смотрела, как молодой человек вышел из парадной двери ее дома, резко повернулся и исчез в конце улицы.
«С него станется бродить по городу до темноты, не задумываясь, куда и зачем он идет», — подумала маркиза.
Она снова погрузилась в свое любимое кресло и принялась за чтение. После некоторого раздумья она написала записку, приложила ее к письму и позвонила лакею.
Днем маркиза послала за племянницей.
— Эмилия, дорогая моя, ты, без сомнения, знаешь ее ближе, чем я. Насколько это серьезная угроза для моей дружбы с ней?
Эмилия взяла письмо.
Моя дорогая маркиза!
Я благодарю Вас за Ваше милое послание мне и за приложенные к нему страницы рукописи мистера Гловера. Но этот джентльмен не имеет никаких разумных оснований для своего настойчивого желания полагаться в своем творчестве на мое о нем мнение. Возможно, я должна чувствовать себя польщенной подобным вниманием к своей особе, но оно мне вовсе не льстит. И хотя присланный мне отрывок из его будущего творения интригует, я очень обеспокоена своим подозрением, что автор создает мой идеализированный портрет. Я бы хотела думать, что это только простое тщеславие с моей стороны, но боюсь, что все обстоит хуже, учитывая эксцентричные знаки внимания, проявленные автором по отношению ко мне. Едва ли мне следует добавить, что подобное внимание мне слишком неприятно.
Ваша светлость, Вы просите меня простить мистера Гловера, но он больше виноват перед мистером Дарси.
Вы были добры ко мне, и я бы очень не хотела лишиться Вашего общества и дружбы. Но пока мистер Гловер не получит прощения от моего мужа, я чувствую себя не вправе встречаться с ним ни в Вашем доме, ни где бы то ни было еще.
Дорогая леди Инглбур, я ни за что на свете не хотела бы доставить Вам разочарование, но Ваша мечта превратить меня в «хозяйку одного из авангардных современных домов в Лондоне» или «патронессу искусств» является лишь отражением вашей щедрой переоценки моих талантов. Я не имею никаких видов на столь выдающуюся роль, которая в любом случае превратилась бы в катастрофу для того, перед кем я в первую очередь имею обязательство. Поверьте мне.
С искренним уважением, остаюсь к Вашим услугам,
Э. Дарси.
Эмилия так побледнела, что маркиза получила ответ на свой вопрос даже прежде, чем племянница заговорила.
Леди Инглбур проследила, чтобы мистер Гловер написал письмо с соответствующими извинениями, и Дарси выразил свое удовлетворение.
Маркиза чувствовала, что ее дружба с Элизабет не слишком пострадала. Элизабет продолжала посещать ее званые вечера, как и прежде, и обедала вместе с мужем в особняке на Парк-лейн.
Тем не менее на этот раз они решили пробыть в Лондоне не слишком долго и наметили отъезд в Дербишир на конец апреля. Леди Инглбур никак не могла понять, зачем им было уезжать из Лондона в самый разгар сезона, чтобы похоронить себя в деревне. Даже пылкая молодая любовь, если она когда-либо и испытывала подобное чувство к маркизу, не могла бы побудить ее заточить себя в компании с супругом и молчаливой родственницей в загородном доме. Она пригласила супругов Дарси к себе в Дипдин в августе.
Дарси не предвкушал особого удовольствия от этого посещения загородной резиденции ее светлости, но все же принял приглашение. Нельзя было недооценить чести, оказанной Элизабет. Другим доводом в пользу этой поездки было предполагаемое присутствие в гостях у маркизы лорда Брэдфорда, который, судя по всему, восхищался Джорджианой. Он часто выискивал повод вступить в разговор с сестрой Дарси, а на балах старался потанцевать с ней.
Репутация Брэдфорда была безупречна, он казался очень милым, к тому же был богат, и поэтому, по всей видимости, не мог быть причислен к числу охотников за приданым. Дополнительной рекомендацией служил его графский титул, а в будущем и титул маркиза. Дарси не планировал выдавать Джорджиану замуж еще года два, а то и больше, но подобная возможность превышала даже его строгие требования к мужу его сестры и была слишком хороша, чтобы пренебречь ею.
Он поделился с Элизабет своими мыслями.
— Фицуильям, надеюсь, ты не станешь пытаться сильно влиять на Джорджиану в ее выборе спутника жизни? Она весьма зависима от твоего суждения. Она может сделать выбор против своей истинной склонности, лишь бы угодить тебе.
— Она находит его общество достаточно приятным для себя.
— Но мне кажется, она еще очень юна для подобного шага.
— Я желаю ей счастья, Элизабет. Именно поэтому я одно время планировал, что они с Бингли поженятся.
— Но разве она не может сама создать свое счастье?
— Я знаю мир, Элизабет, а Джорджиана — нет. Я мог полностью полагаться на честь Бингли и щедрость его души. Леди Кэтрин вряд ли с радостью даст свое одобрение, но ее взгляды теперь несущественны для нас.
— Младшие отпрыски семьи явно до предела испытывают терпение вашей бедной тети. — Она оперлась на спинку его кресла, и, наклонившись, прижалась щекой к его щеке.
— Любовь моя, разве ты не можешь с легким сердцем думать о том, что произойдет, если вдруг леди Кэтрин суждено умереть без всякой попытки с твоей стороны примириться с ней?
