— Конечно нет! — Пандора сверкнула на него глазами в темноте.
— Хорошо. — Он удовлетворенно поджал губы, в буквальном смысле слова поднял ее и усадил в освещенную фонарем карету на плюшевое сиденье. Потом резво запрыгнул следом, устроился на противоположном сиденье и кивком велел груму закрыть дверцу. Через секунду они уже тронулись в путь.
«Интересно куда, — подумала Пандора, — герцог даже не спросил, в каком районе находится ее дом».
Тем временем Руперт изучал свою спутницу из-под прикрытых век. Здесь, внутри кареты, в мягком свете фонаря он получил возможность как следует рассмотреть ее. Волосы и ресницы словно отлиты из чистого золота — идеальная оправа для ярко-фиалковых глаз, кожа слоновой кости, пухлые соблазнительные губки, что спелая малина, выдающие страстную натуру. Возможно, из-за этого и сразились на дуэли два джентльмена. Того же цвета и сосочки, которые он чуть раньше успел разглядеть сквозь сорочку, венчающие на удивление полные грудки.
Если выудить из прически все шпильки, накроют ли золотые локоны эти прекрасные, дерзко вздернутые полушария, будут ли выглядывать через них сосочки? И что еще интереснее, окажутся ли кудряшки внизу живота такими же золотистыми, если ее полностью раздеть?
Бог ты мой, неужели его жизнь и без того недостаточно запутана, чтобы еще пускаться в размышления по поводу прелестей Пандоры Мейбери без одежды!
— Было вовсе не обязательно заносить меня в карету на руках, ваша светлость, — прозвучало в тишине. — Уверяю вас, я достаточно молода и здорова, чтобы забраться в экипаж без посторонней помощи.
— Однако вы даже не попытались сделать это, — холодно заметил Руперт, недовольный тем, какой оборот приняли его мысли.
— Потому что, как уже говорила, я намеревалась отыскать свой экипаж.
— А я уже объяснял вам, почему такое положение дел не подходит мне. — Он метнул раздраженный взгляд на упрямую спутницу. Терпение Руперта — коего, честно говоря, и так кот наплакал — иссякало.
Она опустила ресницы, белые щеки залил румянец.
— Я уже говорила, что благодарна вам за помощь, оказанную нынче вечером…
— Чего не скажешь по тому, как вы сейчас со мной обращаетесь!
Пандора страдальчески нахмурилась, глядя на него. Может, она заслужила эту критику, ведь действительно последние несколько минут не слишком-то любезна, поскольку, против своей воли, чувствовала себя очень неуютно наедине со Стерлингом в его экипаже.
Каждая измученная клеточка ее тела настороженно замерла, когда она увидела, как фамильярно он рассматривает ее лицо и грудь. Более того, несмотря на призывы рациональной половины мозга, она тоже не могла удержаться от взглядов в его сторону.
Его золотистые волосы теперь в полном беспорядке упали на лоб и завивались на висках и шее, мерцание фонаря придавало строгость высоким скулам и квадратному подбородку, расслабленная поза на плюшевом сиденье совершенно не соответствовала острому взгляду умных серых глаз, посверкивающих из-под полуприкрытых век. Перед ней сидел один из самых красивых джентльменов, которых ей доводилось видеть, возможно, даже красивее темноволосого и голубоглазого Барнаби с его мальчишеской миловидностью.
К несчастью, судя по репутации герцога Страттона, столь потенциально опасного джентльмена она тоже никогда не встречала, вот почему так растерялась в его компании.
— Я просто не хотела причинять вам дальнейшие неудобства, потому и просила вернуть меня домой в моем экипаже.
Ноздри его аристократического носа затрепетали.
— Не могли бы мы сменить тему, Пандора?
Она удивленно моргнула:
— Конечно, если вам угодно.
— Угодно… — коротко кивнул он. — Мне уже прискучило повторение.
Он с отсутствующим видом уставился в окошко на залитые лунным светом улицы Лондона и проезжающие мимо экипажи. У Пандоры упало сердце. Он наверняка уже горько жалеет о том, что вообще взялся провожать ее домой.
За годы брака она очень часто бывала в свете. Барнаби считал, что сопровождать его на балы и вечеринки — ее супружеский долг, поэтому она давным-давно научилась вести бессодержательные беседы, коим леди и джентльмены предавались на таких мероприятиях. При этом свои мысли и идеи она предпочитала держать при себе.
До знакомства с Софией и Женевьевой Пандора пребывала в твердой уверенности, что в высшем обществе уже не найти умных дам и господ, не говоря уже о тех, кого удручала вся эта бессмысленная суета.
И вот оказалось, что Руперт — Дьявол! — Стерлинг тоже не приветствует пустые разговоры…
От любопытства она чуть подалась вперед.
— Может, вы не прочь обсудить литературу? Или политику?
— Правда? — Он удивленно приподнял бровь.
Пандора серьезно кивнула:
— Мой отец был греческим ученым и позаботился о том, чтобы я могла поддерживать беседу на подобные темы.
Руперт недовольно поджал губы, поймав себя на том, что снова оказался в плену завораживающих фиалковых глаз.
— Полагаю, именно поэтому у вас такое необычное имя — Пандора?
Если Руперт правильно помнил греческую мифологию, настоящая Пандора была женщиной, которую каждый из богов наделил особым даром, дабы она могла погубить смертных.
Никто не усомнился бы в том, что эта Пандора обладала красотой оригинала, но могла бы она довести до погибели мужчину?
Если слухи о злополучной дуэли достоверны, тогда определенно да!
Пандора с опаской смотрела на Дьявола Стерлинга.
— Думаю, нарекая меня этим именем, отец верил, что оно подарит мне грацию и красоту.
— В таком случае он не был разочарован, — кивнул герцог в подтверждение ее слов. — А он, случайно, не упустил из виду, что Пандора выпустила на волю все беды человеческие?
Руперт, конечно, сделал ей комплимент, согласившись, что она обладает грацией и красотой, но ее это совсем не вдохновило. А кого бы вдохновил оскорбительный намек вслед за лестным высказыванием?
— Будь мой отец жив, он наверняка с удовольствием поспорил бы с вами о том, вызваны ли обрушившиеся на мир несчастья поступком Пандоры, или это вина самого человека.
Золотые брови Руперта высоко поднялись.
— Ваш батюшка придерживался мнения, что каждый человек, будь то мужчина или женщина, способен сам себя разрушить?
— Вы не согласны? — усмехнулась она.
Руперт не мог припомнить, чтобы когда-нибудь беседовал с женщиной на тему греческой мифологии, не говоря уже о философии. Отец Пандоры явно был выдающимся ученым и много сил отдавал на образование дочери.
Руперт уже пожалел о том, что посадил эту дамочку в свою карету. Мало того что она привлекала его физически, он еще определенно не желает знать, что за милым фасадом ветреницы, как окрестил ее свет, кроется нечто более интересное.
