— Когда ты со мной? — спросила она, поднимая ресницы.
— Но это лучше, чем быть одной?
Прекрасная светящаяся улыбка озарила ее лицо.
— Можно подумать, ты не знаешь, самодовольная ты личность.
— Проверяю на всякий случай.
Он взглянул на каминные часы.
— Кроме того, я способен на большее.
— Невозможно, — покачала она головой. — Я по крайней мере уже ни на что не способна.
— Ты так думаешь?
Он шевельнулся в ней.
— Не делай этого, иначе я просто вознесусь на небо от блаженства.
— Такого блаженства?
Он подался вперед, все еще возбужденный и твердый, несмотря на оргазм, казалось, ничуть не повлиявший на его готовность.
Холодок озноба пронзил ее, восхитительный трепет охватил лоно.
— Это несправедливо, — прошептала она.
— Не знал, что в любовных битвах есть правила!
— Очевидно, не для тебя.
— Я могу заставить тебя кончить еще раз.
Какое счастье…
— Вернее, столько, сколько захочешь, — шепотом добавил он.
Тлеющее пламя желания взметнулось с новой силой. Впервые в жизни Фелисия познала неуемное вожделение.
— Как ты это делаешь? Всего секунду назад я с места не могла сдвинуться.
— Очень просто. Я скольжу… вот сюда и касаюсь тебя… здесь…
Она вздрогнула от очередного натиска.
— И твое тело отвечает. А теперь, если я чуть перемещусь вправо и слегка поднимусь…
Потрясенная Фелисия ощутила приближение оргазма. Несколько бесконечных, истерических, сумасшедших мгновений спустя, когда все было кончено, она снова обрела возможность мыслить.
— И я снова могу заставить тебя кончить, — игриво пробормотал он.
— Откуда тебе знать?
— Годы практики, если правда тебя не шокирует.
Медленно выйдя из нее, Флинн отодвинулся и растянулся рядом.
Опершись на локоть, Фелисия жадно впитывала красоту его пропорционально сложенного тела.
— Если бы мне не было так хорошо, я, пожалуй, поспорила бы насчет пользы многолетней практики.
Флинн заложил руки за голову и усмехнулся.
— Хочешь, чтобы я извинился?
— Сколько тебе лет?
— Тридцать пять.
Фелисия тихо фыркнула.
— Дело не только в возрасте. Моему мужу было пятьдесят, а он ничего не знал и не умел.
— Просто у одних больше таланта, чем у других.
— К достижению удовольствия.
— Нет, я имею в виду исключительно секс.
— Наслаждение не играет особой роли?
— Играет, конечно, ведь это главная цель. Но можно получать наслаждение от множества вещей, помимо секса.
— И ты его получаешь?
— Разве я кажусь одержимым?
— Но ты потрясающе хорош!
— Поверь, я стремлюсь к совершенству во всем, не только в постельных играх.
— И все-таки ты уникален. Как тебе удается избегать назойливых женщин?
Он почувствовал себя неловко и отвел глаза в сторону.
— Успокойся, Флинн. Я не из тех, кто охотится на мужчин, — заверила Фелисия. Он расслабился, и она засмеялась.
— Сила привычки, — пояснил он. — А подобные вопросы меня обычно настораживают. Хочешь искупаться?
— Меняешь тему?
— Конечно.
— А мне нужно купаться?
— Не обязательно, но ванна достаточно велика для двоих.
— Хм-м… — Она скользнула по нему кокетливым взглядом. — Неужели меня ждет второй урок?
Он слегка повернул голову.
— Больше никаких уроков, дорогая. Мне не нравится роль наставника. Просто я весь потный и липкий. — Он провел рукой по груди. — Но если ты не возражаешь, я тем более готов.
— Неужели ванна такая огромная?
— Очень. А за дверью ждет бутылка шампанского в ведерке со льдом.
— С каких пор?
— С той минуты, как я велел Клоду ее принести.
— О Боже! Неужели он слышал мои крики?
— Слуги ничего не слышат, им не полагается.
— Да что у тебя за слуги? Мои диктуют мне, что есть на завтрак, обед и ужин.
— Значит, ты не умеешь поставить себя, — хмыкнул он.
— Если припоминаете, мой высокомерный, надменный и спесивый Флинн, еще совсем недавно я мало чем от них отличалась.
Он посмотрел ей в глаза и напрямик спросил:
— Ты всегда была бедна?
— Это так важно?
— Для меня — нет.
Он полжизни провел в самых отдаленных уголках мира и привык к спартанскому образу жизни.
— Дело в том, что отец мой был виконтом, хотя, как всякий шотландский лэрд, не имел ни гроша. Но жили мы в прекрасном древнем поместье, так что я почти не замечала отсутствия денег.
— Почему же ты не вернулась туда?
— Я не слишком ладила с женой брата.
— Вот как… Что ж, довольно частое явление. Значит, тебя пустили в большое плавание, не снабдив никакими средствами.
— Предпочитаю обходиться без их опеки. Кроме того, здешний климат мне больше по душе, чем промозглая сырость и холод Абердина. Благодаря тебе я отныне могу наслаждаться им до конца дней.
— Был рад помочь, chou[1]. И хотя рискую оскорбить тебя, все же скажи: тебе очень не хочется вместе со мной принимать ванну?
— О Боже, от меня пахнет!
— И от меня тоже, хотя в эту минуту я с вожделением мечтаю о бокале холодного шампанского.
— В теплой ванне.
— Наше собственное видение рая, — кивнул он и, спустив ноги с кровати, подошел к Фелисии и предложил ей руку.
— С моей стороны было бы величайшей глупостью отказаться, верно?
— Думаю, тебе понравится.
— В твоих устах это предложение кажется еще более соблазнительным.
— Как я и надеялся. Может, тебе понравится для разнообразия объезжать меня?
— Флинн! — охнула она.
— Тебя это не привлекает?
Глаза на мрачном лице весело блеснули.
— В тебе привлекает все, каждый жест, каждое слово, и ты сам это прекрасно знаешь.
Флинн не стал изображать скромность.
— Вот и хорошо. Значит, мы чудесно проведем время.
Ванная комната оказалась настоящим залом, выложенным блестящими красными и золотистыми фаянсовыми плитками, напомнившими ей о Провансе. Ванна с золотыми кранами в виде изысканных морских раковин действительно могла вместить человек шесть. Вода била из пастей веселых дельфинов. Напротив встроенной в пол ванны, у зеркальной стены, выстроились в ряд три раковины, над которыми протянулась стеклянная полка, уставленная таким количеством парфюмерии и туалетных принадлежностей, что хватило бы на небольшую лавку.
За широкими стеклянными дверями виднелся балкон, выходящий на море. Две раздвижные двери, отделанные желтыми панелями, образовывали противоположную стену.
— Если тебе понадобилось в туалет, не стесняйся, — объяснил Флинн, указав на двери.
Предложение выглядело заманчивым, особенно после выпитого за ужином шампанского.
— Неудобно… при тебе…
