— Она разбила мое нежное сердце, — сардонически усмехнулся Флинн.
Фелисия забралась в ванну.
— Как удобно иметь столь романтическое объяснение своему цинизму! А после смерти отца твои денежные дела уладились?
— Да, ему пришлось все оставить мне, иначе состояние перешло бы к дальнему родственнику, который живет в австралийской глуши со своей женой-туземкой.
— Значит, тебе повезло. Ах, если бы мой отец оставил мне хотя бы фартинг! Правда, я не жалуюсь. Тетя Джиллиан завещала мне все свое имущество. Но расскажи о Тадже! — попросила она, не желая предаваться горестным мыслям. — Он действительно так великолепен, как на картинах?
Флинн кивнул.
— И все, что рассказывают те, кто видел его в лунном свете, тоже истинная правда.
Он стал красочно описывать памятник вечной любви и другие чудеса света, которые ему довелось посмотреть за годы путешествий.
Они прикончили бутылку и начали другую, добавляя горячую воду к уже остывшей. Прежняя непринужденность отношений вернулась. Он остроумно расписывал забавные случаи из своей жизни, опуская только те подробности, по которым она могла узнать самого богатого в Англии человека. А Фелисия припоминала собственную юность, когда ее мир был еще наполнен светом и радостью.
— У меня всегда были свои лошади, — объясняла она. — Прекрасная вороная и длинноногая гнедая, которая могла скакать без устали. Хотя, кажется, с тех пор прошла целая вечность. Муж их продал.
«Я подарю тебе нового коня», — едва не вырвалось у Флинна, но это означало бы продолжение отношений. Поэтому он сочувственно заметил:
— Какая низость!
— Верно. Ужасно так говорить о мертвых, но я готова была его убить.
— Как мне повезло, что тетушка Джиллиан пригласила тебя. Я, кажется, никогда не заглядывал в Абердин, но ни за какие блага на свете не желал бы пропустить сегодняшний вечер.
— Я тоже.
Она вспыхнула, осознав, что этот голый мужчина, сидящий напротив, еще несколько часов назад был ей совсем чужим.
— Никто не узнает.
Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять ее неловкость и волнение.
— Кроме прислуги.
— Им заплачено за забывчивость.
— Правда? Ты в самом деле считаешь…
— Не только считаю, гарантирую.
Что-то в его вкрадчиво-зловещем тоне заставило Фелисию призадуматься.
— Разве до сих пор нас посмели побеспокоить? Она снова улыбнулась:
— Тебе можно только позавидовать. Спасибо за заботу, как и за остальные благодеяния.
Ненавидевший комплименты и выражения благодарности, Флинн поспешно сменил тему:
— Я еще не рассказал о своем путешествии по Туркестану. Ты не устала? Хочешь поспать или послушаешь?
Можно подумать, кто-то способен уснуть рядом с этим великолепным мужчиной!
— Поскольку самой мне там никогда не бывать, пожалуйста, поведай, о могучий повелитель!
Он старался не смотреть на нее. Ничем не выдать своего желания. Ее явно терзают угрызения совести. Поэтому Флинн долго говорил о летней поездке через пустыню Такла-Макан, о палящей жаре, племенах, с которыми жил, русском гарнизоне, где больше делать нечего, кроме как пить с рассвета дотемна, и еще до того, как повествование закончилось, Фелисия немного пришла в себя: задавала вопросы, высказывала собственное мнение, снова смеялась его попыткам развеселить ее. В любом случае он не собирался спешить, решив отложить отъезд. Для забав еще останется время, если не сегодня, так завтра.
Он стал расспрашивать ее о жизни в Монте-Карло — достаточно безопасный предмет разговора, — и она беспечно перечисляла свои обязанности компаньонки престарелой тетушки и несколькими легкими штрихами рисовала картинки своего унылого существования.
Позднее, когда вторая бутылка шампанского опустела, а горизонт порозовел и в воздухе все сгущалось напряжение, Флинн спросил:
— Хочешь, чтобы я вымыл тебе голову?
Она пробежала пальцами по непокорным локонам:
— Мои волосы такие грязные?
— Нет, я просто думал, что тебе это понравится.
Фелисия задумчиво прикрыла глаза:
— У меня вопрос.
— Только один? — великодушно осведомился он, пребывая в прекрасном настроении после большей части содержимого обеих бутылок и от сознания, что находится в такой приятной компании.
— Ты когда-нибудь делал это?
Притворившись, что глубоко задумался, Флинн потер лоб и расплылся в улыбке.
Фелисия восторженно засмеялась:
— Тогда вперед, мой рыцарь! Хотя предупреждаю, у меня обострился собственнический инстинкт после шампанского.
— Должно быть, действие «Клико», — со вздохом согласился он, — ибо меня обуревают те же ощущения.
— Нам следовало бы дать обет трезвости.
— Значит, больше никакого шампанского? Даже к завтраку?
— Только не говори, что уже утро! — ахнула Фелисия, неприятно пораженная вторжением холодной реальности.
— Еще не утро — солгал он ей. — Доверься мне. И поскольку я впервые в жизни играю роль парикмахера, может, ты хочешь вести дневник?
Она мигом включилась в игру. Его теплая улыбка прогнала все тревоги.
— О чем? Как мыть волосы или?.. — весело осведомилась она.
— Не стоит… я передумал. Вместо этого займу тебя более интересными вещами.
Он навис над ней и нежно коснулся губ поцелуем. Фелисия блаженно вздохнула, впитывая сладость шампанского.
— Наверное, мне действительно стоит вести дневник. Когда-нибудь я продам тебе свои мемуары.
— Меня уже давно ничего не смущает, дорогая, но я мог бы написать поэму о непреодолимой тяге к тебе.
Их тела слегка соприкоснулись.
— Я захотел тебя с той самой минуты, как ты вошла в казино, и это жгучее желание с тех пор терзает меня.
На ее животе горело раскаленное клеймо — отпечаток пылающего пениса.
— Значит, я не одинока в своей одержимости!
— Я был достаточно терпелив?
Она прекрасно поняла смысл, казалось бы, невинного вопроса.
— Чрезвычайно, и галантен тоже.
— Не припоминаю, когда в последний раз лежал в ванне с женщиной и не пытался ничего предпринять.
— А я не могу припомнить, когда вообще лежала в ванне с мужчиной.
— Как же мне повезло!
Он чуть шевельнул бедрами.
— Скорее мне, — пробормотала она. — И я совершенно уверена, что мои волосы могут подождать.
— Ты так думаешь?
— Да.
— Так твоя горячая маленькая пещерка уже готова? — прошептал он.
— Да, — выдохнула она. — Я боялась попросить тебя, вдруг ты предпочитаешь менее агрессивных женщин…
Он проник пальцем в нее и ощутил источавшую жар влагу.
— Ты больше чем готова.
— Не возражаешь, если я сейчас кончу?
— Не возражаешь, если я стану брать тебя все следующее десятилетие?
