— Фрэзер, — сказал он священнику. — Фергюс Клодель Фрэзер.
Отец Фогден откинул назад голову, обозревая небо, по которому плыл над деревьями светлый полумесяц, лелея в своей чаше черный шар луны, после чего с мечтательным видом снова воззрился на Фергюса.
— Ну вот и хорошо, — пробормотал он. — Теперь все в порядке.
Легкий тычок под ребра со стороны Мейтленда вернул его к действительности, заставив вспомнить о текущих обязанностях.
— О! Хм. Да. Муж и жена. Да, провозглашаю вас мужем и… Тьфу, неправильно, вы ведь не сказали, что согласны взять ее в жены, и кольцо бы надо надеть. У нее-то две руки, — услужливо подсказал он.
— Да, согласен, — произнес Фергюс.
До сего момента он держал Марсали за руку, но сейчас выпустил ее, поспешно полез в карман и выудил оттуда маленькое золотое колечко. Я сообразила, что он, должно быть, купил его еще в Шотландии и хранил до сих пор, потому что не хотел устраивать официальную церемонию, не получив благословения. Не от священника — от Джейми.
Когда он надевал колечко на палец невесты, на берегу царило молчание: все взоры были прикованы к маленькому золотому ободку и двум склонившимся одна к другой головам, светлой и темной.
Итак, она сделала это. Пятнадцатилетняя девчонка, вооруженная одним лишь упорством, добилась своего. «Я хочу его», — сказала она. И продолжала твердить это, несмотря на возражения матери, доводы Джейми, сомнения Фергюса и свои собственные страхи; вопреки тоске по оставшемуся в трех тысячах милях позади дому, лишениям, океанским штормам и кораблекрушению.
Она подняла сияющее лицо и встретила такое же сияние в глазах Фергюса. Глядя на них, я почувствовала, как невольно подступившие слезы затуманивают взор.
«Я хочу его».
Во время нашей свадьбы я о Джейми этого не говорила.
Я не хотела его тогда.
Но с того времени мне довелось сказать это трижды: два раза в момент выбора на Крэг-на-Дуне и один раз в Лаллиброхе.
«Я хочу его».
Я хотела, чтобы он был со мной, и ничто не могло встать между нами.
Джейми выразительно посмотрел на меня темно-голубыми, нежными, как море на заре, глазами.
— О чем думаешь, mo chridhe? — ласково спросил он.
Я сморгнула с ресниц слезы и улыбнулась ему, чувствуя его большие, теплые руки.
— Что то, что сказано мной трижды, есть правда, — ответила я и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его под продолжавшееся матросское ликование.
Часть девятая
НЕВЕДОМЫЕ ЗЕМЛИ
Глава 53
ГУАНО ЛЕТУЧИХ МЫШЕЙ
В свежем виде гуано летучих мышей представляет собой зеленовато-черную вязкую и склизкую субстанцию, а в высушенном — светло-коричневый порошок. И в том и в другом виде оно испускает едкий, заставляющий слезиться глаза запах мускуса, нашатыря и гнили.
— Сколько, ты говоришь, этой благодати берем мы на борт? — осведомилась я сквозь ткань, которой прикрывала нижнюю часть лица.
— Десять тонн, — ответил Джейми, чей голос прозвучал приглушенно по той же самой причине.
Мы стояли на верхней палубе, глядя, как рабы закатывали тачки с вонючим грузом на борт, после чего их содержимое отправлялось через открытый люк в кормовой трюм.
Тончайшие пылинки сухого гуано, разлетаясь над тачками, наполняли воздух вокруг нас обманчиво прелестным золотистым туманом, поблескивая и мерцая в лучах вечернего солнца. Тела людей, занимавшихся погрузкой, тоже были покрыты сплошным слоем этой пыли. Пот, струившийся по их обнаженным торсам, и слезы, беспрерывно лившиеся из раздраженных едкой взвесью глаз, проделывали в налипшей на щеки, грудь, бока и спину пыли темные бороздки, поэтому люди были разукрашены черными и золотыми полосами, словно какие-то экзотические зебры.
Стоило ветру повеять в нашу сторону, как Джейми потер тут же начавшие слезиться глаза и спросил:
— Англичаночка, не знаешь, как лучше кое с кем посчитаться?
— Нет, но если в качестве кандидата у тебя на уме Фергюс, я с тобой заодно. Как далеко до этой Ямайки?
Не кто иной, как Фергюс, занимаясь расспросами на рыночном перекрестке Королевской улицы Бриджтауна, сговорился об использовании «Артемиды» в качестве грузоперевозчика — подрядился доставить десять тонн гуано летучих мышей с Барбадоса на Ямайку, где некий мистер Грей, владелец сахарной плантации, намеревался использовать сей весьма пахучий продукт в качестве удобрения.
Фергюс с довольным видом наблюдал за погрузкой больших кусков сухого гуано, которые вываливали на палубе из тачек и один за другим затаскивали в трюм. Марсали, всегда ни на шаг от него не отходившая, на сей раз держалась аж у самого полубака, где сидела на бочке с апельсинами, прикрывая рот и нос прелестной шалью, недавно подаренной ей Фергюсом.
— Мы собираемся вести торговлю или нет? — горячился француз, объясняя свой поступок. — Свободный трюм у нас имеется. Кроме того, — рассудительно добавил он, выдвигая последний довод, — месье Грей заплатит нам более чем щедро.
— Ты спрашивала, далеко ли, англичаночка?
Джейми покосился в сторону горизонта, надеясь увидеть поднимающуюся над сверкающей морской гладью землю. Волшебные иголки мистера Уиллоби сделали его способным переносить морские путешествия, но к самому процессу он и по сию пору относился без энтузиазма.
— Три-четыре дня плавания, по словам Уоррена, — со вздохом сказал он. — Это при хорошей погоде.
— Может быть, когда выйдем в открытое море, вони поубавится? — предположила я.
— О да, миледи! — успокоил меня проходивший мимо Фергюс. — Хозяин объяснил, что запах заметно ослабевает по мере выветривания сухой пыли.
Он вскочил на нижнюю рею с обезьяньей ловкостью, несмотря на свой крюк, вскарабкался на верхушку, добравшись до верхней поперечины, привязал красный платок, сигнал для находившихся на берегу матросов возвращаться на борт, и соскользнул вниз, замешкавшись, чтобы сказать что-то Пинг Ану, устроившему себе насест на рее, откуда он ярким желтым глазом обозревал происходящее на палубе.
— У Фергюса к этому грузу какое-то особое отношение, прямо-таки собственническое, — заметила я.
— Естественно, мы же партнеры, — отозвался Джейми. — Я сказал ему, что раз он обзавелся женой, которую нужно содержать, то не помешает подумать об источнике доходов. Он и прежде имел долю в моей типографии, а сейчас ему и Марсали достанется половина выручки от продажи нашего груза — я ведь обещал ей приданое, — с усмешкой добавил он, и я расхохоталась.
— Знаешь, — призналась я, — мне бы очень хотелось прочесть, что пишет Марсали своей матушке. Сначала Фергюс, потом отец Фогден и мамасита, а теперь вот приданое в виде десяти тонн дерьма летучих мышей.
