— Господин Оврэ! Антуанетта, — сказал он, немного помолчав, — среди всех окружавших тебя молодых людей ты выбрала Филиппа Оврэ?
— Да, дядя, — прошептала девушка.
— Но, мне кажется, дитя мое, — заговорил господин д'Авриньи, — ты раз двадцать говорила, что претензии этого молодого человека беспочвенны, ты немного смеялась над бедным влюбленным, который зря терял время.
— Мое мнение изменилось, дядя. Эта постоянная безнадежная любовь, эта вечная преданность тронули меня… и повторяю вам…
И Антуанетта повторила, но гораздо тише и неувереннее, чем в первый раз:
— Я готова, дядя, стать его женой.
— Ну что ж, Антуанетта, — сказал господин д'Авриньи, — так ты приняла решение…
— Да, дядя, — сказала Антуанетта и зарыдала, — и приняла бесповоротно.
— Хорошо, дитя мое, — сказал господин д'Авриньи, — пройди в соседнюю комнату. Мне надо выслушать Амори, он тоже хочет что-то сказать мне. Я тебя позову, и мы еще поговорим.
И господин д'Авриньи взял обеими руками эту юную прелестную головку, посмотрел на залитое слезами лицо и осторожно поцеловал в лоб.
Когда она скрылась в смежной комнате, он громко позвал Амори.
Амори вошел.
— Входи, сын мой, — сказал господин д'Авриньи, указывая ему на место, которое он ранее занимал рядом с ним. — Поведай и ты, что ты хочешь сказать.
— Сударь, — сказал Амори, стараясь говорить твердо, но голос оставался прерывистым и приглушенным, — я собираюсь в двух словах сказать не то, что привело меня к вам, потому что меня к вам приводит желание воспользоваться тем единственным днем в месяце, какой вы уделяете нам, но то, о чем я хотел…
— Говорите же, — сказал господин д'Авриньи, услышав в голосе Амори то же волнение, что он только что заметил в интонациях Антуанетты. — Говори, я слушаю тебя всей душой.
— Сударь, — продолжал Амори, делая новое усилие, чтобы казаться невозмутимым, — вы хотели, чтобы я, несмотря на молодость, заменил вас рядом с Антуанеттой, став ее вторым опекуном.
— Да, поскольку я знал, что ты питаешь к ней братские дружеские чувства.
— Вы добавили также, что хорошо, если бы я поискал среди моих друзей знатного и богатого человека, достойного Антуанетты.
— Правильно.
— Так вот, сударь, — продолжал Амори, — обдумав, какой человек подходит Антуанетте именем и состоянием, я приехал просить руку вашей племянницы для…
Амори остановился, задохнувшись.
— Для кого? — спросил господин д'Авриньи, тогда как Амори укреплялся в своем решении, бросив долгий взгляд в сторону кладбища.
— Для виконта Рауля де Менжи, — сказал Амори.
— Предложение серьезное и заслуживает быть принятым во внимание, — сказал господин д'Авриньи.
Затем, обернувшись, он крикнул:
— Антуанетта!
Антуанетта робко открыла дверь.
— Иди сюда, дитя мое, — сказал господин д'Авриньи, протягивая ей руку, а другой удерживая Амори на месте. — Входи и садись сюда. Теперь дай мне руку, как Амори дал свою.
Антуанетта повиновалась.
Господин д'Авриньи некоторое время нежно смотрел на них, молчаливых и трепещущих, потом поцеловал обоих в лоб.
— Вы благородные натуры, щедрые сердца, я восхищен тем, что происходит.
— Но что происходит? — спросила Антуанетта дрожащим голосом.
— А то, что Амори любит тебя, а ты любишь Амори.
Оба удивленно вскрикнули и попытались встать.
— Дядя! — сказала Антуанетта.
— Сударь! — сказал Амори.
— Дайте сказать отцу, старику, умирающему, — продолжал господин д'Авриньи с особенной торжественностью. — Не прерывайте меня. Мы снова втроем, как девять месяцев назад, когда Мадлен покинула нас, поэтому позвольте мне проследить историю ваших сердец за эти девять месяцев.
Я читал, что вы писали, Амори. Я слышал, что говорила ты, Антуанетта.
Я наблюдал за вами, я изучал вас в моем одиночестве. После бурной жизни, которую предопределил мне Бог, я разбираюсь не только в болезнях, от каких страдает тело, но и в страстях, от каких страдает душа. Вы любите друг друга, дети мои, повторяю вам, в этом ваше счастье, и я поздравляю вас. А если вы все еще сомневаетесь, я сейчас вам это докажу.
Амори и Антуанетта сидели, потерянные.
Господин д'Авриньи продолжал:
— Амори, у вас благородное сердце, честная и искренняя душа. После смерти моей дочери вы хотели убить себя, и когда уехали, вы действительно надеялись умереть.
В ваших первых письмах было глубокое отвращение к жизни, ваш взгляд был обращен вовнутрь и никогда к окружающему, но мало-помалу посторонние предметы стали вас интересовать. Дар восхищения, желание жизни, у которого столь крепкие корни в двадцатилетних юношах, начали возрождаться, расти в вашей душе. Вам наскучило одиночество, вы мысленно обратились к будущему.
Ваша нежная природа неясно и неосознанно призывала любовь, а так как вы из тех, над кем воспоминания всемогущи, первое лицо, появившееся в ваших грезах, было лицо подруги, знакомой с детства.
Голос именно этой подруги доходил до места вашего добровольного изгнания, она писала ласковые и утешительные слова, и вы не удержались и, побежденный скукой, увлекаемый тайными надеждами, вы вернулись в Париж, в свет, с чем, как вы думали, вы навсегда порвали девять месяцев назад.
Вы были опьянены присутствием той, которая стала для вас целым миром. Ревность овладела вами, борьба с самим собой возбудила, и какое-то, возможно, незначительное, событие пролило свет на ваши чувства в момент, когда вы меньше всего ожидали этого. Вы с испугом прочли в вашем сердце и, испугавшись вашей слабости, убедившись, что, продолжая бороться, вы падете в этой борьбе, вы приняли крайние меры, отчаянное решение, вы пришли просить у меня руки Антуанетты для виконта Рауля де Менжи.
— Мою руку для Рауля де Менжи! — вскричала Антуанетта.
— Да, для Рауля де Менжи, хотя вы знали, что она не любит его, с тайной надеждой, что, когда я предложу ей этот брак, она признается, что любит вас.
Антуанетта закрыла лицо руками и тихо застонала.
— Все так, не правда ли? — продолжал господин д'Авриньи. — Я хорошо произвел вскрытие вашего сердца и анализ ваших чувств? Да? Итак, гордитесь, Амори, это чувства любящего человека, это сердце честного дворянина.
— Ах, отец! — воскликнул Амори. — Напрасно мы стараемся что-то скрыть от вас, ничто от вас не ускользнет, и ваш взгляд, как взгляд Бога, проникает в самые глубины души.
— С тобой, Антуанетта, — снова заговорил господин д'Авриньи, поворачиваясь к девушке, — совсем другое дело. Ты любишь Амори с тех пор, как ты его знаешь.
