– Могу я кое в чем признаться вам? После смерти Дэвида я надеялась, что Адам будет ухаживать за вами.
– За мной?
– У меня всегда было ощущение, что он влюблен в вас.
– О? – Боже, откуда она узнала?
– Я думаю, он считал, что это будет предательством его дружбы с Дэвидом. – Виола пристально посмотрела на Марианну и добавила: – Но Дэвид умер, поэтому любовь Адама нельзя считать предательством, не так ли? Нельзя вечно держаться за прошлое.
У Марианны пересохло в горле, отчего она почти лишилась голоса.
– Прошу прощения, дорогая. Кажется, я смутила вас. Пусть лучше мой сын скажет сам за себя. И если он решится признаться вам в любви, вы можете быть уверены, что его мать примет вас с распростертыми объятиями.
Марианна не знала, что и сказать. Внутри у нее бушевал вихрь эмоций. Кажется, она уже жалеет, что отказалась принять предложение Адама? И почему она вдруг начала сравнивать теплое отношение Виолы Кэйзенов с постоянно холодным неодобрением Лавинии Несбитт?
Марианна сбивчиво ответила что-то Виоле и медленно направилась к выходу. Она не могла ясно мыслить – у нее кружилась голова. Ей необходимо уйти.
Вернувшись домой, Марианна долго стояла у окна гостиной, наблюдая за соседним домом. Окна Адама были темными. Может быть, он покинул Лондон? Или пьянствует где-нибудь с лордом Рочдейлом? Или, возможно, сидит один в темноте, размышляя, как она?
Марианна любила Адама. Она хотела быть с ним. Она страстно желала его любовных ласк, а также его дружбы, которой теперь была лишена.
Марианна была благодарна ему за то, что он предоставил ей возможность познать наслаждение в сексуальном общении. Теперь она не представляла, как сможет обходиться без этого, но в то же время сознавала, что неспособна отдаться другому мужчине.
Марианна подошла к письменному столу, где обнаружила старый список имен потенциальных любовников из двух аккуратных колонок. Ни один из этих джентльменов больше не интересовал ее. Она поняла, что Адам был прав. Ей не нужны случайные связи. Ей требовалось иное. Она хотела вернуть своего лучшего друга. И своего любовника. Она хотела иметь в одном лице и того, и другого, и, возможно, даже нечто большее.
Марианна стояла в прихожей городского дома свекрови, готовая терпеть еженедельный визит, несмотря на раздражительное настроение. Она все еще не могла справиться со своими противоречивыми эмоциями. Служанка ждала, когда Марианна развяжет ленты своей шляпки, чтобы повесить головной убор на одну из деревянных вешалок над подставкой для зонтов.
У Марианны замерзли руки. Она посмотрела на слегка потрепанную и поношенную треуголку, которая всегда висела здесь. Эта шляпа принадлежала Уильяму Несбитту, отцу Дэвида. Лавиния настояла, чтобы она оставалась на том месте, куда Уильям повесил ее перед смертью. И шляпа висела на одной и той же вешалке вот уже четырнадцать лет.
Внезапно вид этой шляпы вызвал у Марианны бурю эмоций, настолько сильных, что у нее закружилась голова и она зашаталась.
– Миссис Несбитт? С вами все в порядке?
Марианна сделала усилие, чтобы успокоиться.
– Да, Пэтси. Я в порядке. Только… немного разболелась голова.
Шляпа Уильяма. Марианна не могла оторвать от нее глаз. Этот предмет в прихожей представлял собой только одну из тысячи мелочей, которые Лавиния Несбитт хранила в память о своем муже. Эта женщина всеми силами цеплялась за прошлое и не отпускала его.
Марианна, как вдова, существенно отличалась от своей свекрови, стараясь быть современной, непредубежденной женщиной, живущей в настоящем, одевающейся по моде и имеющей любовника.
Тем не менее она не могла забыть Дэвида. И сейчас, глядя на эту шляпу Уильяма, казалось, она смотрела в зеркало, где ее образ ничем не отличался от Лавинии. Она носила фамилию Дэвида и сознавала себя его вдовой, держась за это так же, как Лавиния за старую шляпу мужа. По существу, Марианна тоже никак не могла расстаться с прошлым.
Что конкретно связывает ее с ним? Память о прежней любви? Иллюзия совершенства этой любви, которая на самом деле была лишена подлинной сексуальности, имеющей, как теперь она знает, важное значение? И что заставляет ее считать, будто бы память о прежней любви важнее того, чтобы жить, свободно дышать и любить здесь и сейчас? Какой же глупой она была! Она всегда полагала, что не сможет опять полюбить, хотя в действительности не позволяла себе снова влюбиться.
О Боже! Ведь она могла стать такой же озлобленной и одинокой, как мать Дэвида. Могла пожертвовать своей жизнью ради памяти о мертвом человеке.
Марианна тряхнула головой. Нет. Она не будет такой, как Лавиния Несбитт. В этом нет никакого смысла. На свете есть мужчина, который любит ее и которого любит она. И он хочет начать с ней новую жизнь. А она отвергла его предложение, чтобы похоронить в себе все человеческие чувства, хотя поклялась никогда не делать этого.
«Нельзя вечно держаться за прошлое».
Марианна мысленно поблагодарила Виолу Кэйзенов за то, что та помогла ей прозреть. Она подтянула ленты своей шляпки и снова завязала их бантом.
– Вы уходите, мэм? Вы не останетесь на чаепитие с хозяйкой?
– Нет, Пэтси, не останусь. Передай, пожалуйста, мои сожаления свекрови. Скажи ей… скажи, что я увидела яркий свет, который ослепил меня.
– Мэм? – Служанка явно выглядела ошеломленной. Марианна рассмеялась.
– Просто скажи, что я не могу остаться. Я навещу ее на следующей неделе.
И она быстро сбежала по ступенькам крыльца, чувствуя себя заново родившейся.
Прошло несколько часов после полуночи. Марианна, глядя в окно, увидела, как кучер наемного экипажа помог Адаму высадиться. Тот нетвердо стоял на ногах. Вероятно, он был пьян. Стало быть, так он проводит время? Пьянствует и бог знает чем еще занимается? И все из-за нее?
Бедный Адам. Марианна надеялась, что еще не поздно спасти его, спасти их обоих. Теперь, освободившись от пут прошлого, она дала волю своим чувствам, и любовь к Адаму охватила ее с такой силой, что она едва могла дышать. Он стал для нее всем, чем когда-то был Дэвид, и даже больше. Она никогда не чувствовала себя такой умиротворенной, такой раскованной и естественной с кем-то другим, кого она знала. И уж, конечно, ни с одним из тех мужчин, которые фигурировали в ее списке. Никто из них не мог войти в ее жизнь и не мог дать того, что способен дать Адам. Никто другой не мог быть ее ближайшим другом и любовником. Даже Дэвид не объединял в себе эти два качества. Только Адам был для нее и тем и другим. В прежние годы у нее были неверные представления относительно обоих близких ей мужчин.
Марианна долго стояла у окна, пока все огни в доме Адама не погасли. Она решила, что он лег спать, и только тогда вышла на балкон.
