Окликнула соседских детей, что играли за невысоким плетнем и что-то сказала старшему. Тот серьезно кивнул и, ловко перепрыгнув через плетень, понесся в сторону дома старейшины Сколоменда.
– Ну? – Спросила она, когда все расселись, а Голда подала на стол хлеб, сыр и яблоки. – рассказывай, волхв, как ты так опростоволосился? Неужели, и правда не видел?
Мирося, тихой мышкой притулившись к мужу, с интересом вслушивалась в разговор, надеясь узнать чуть больше о своем муже. До сих пор она никогда не видела, чтобы Борута применял силу. Да и вообще, слабо разбиралась, что там волхвы видят, чуют или понимают. Для нее даже та же бабушка Мина была, скорее, травницей или лекаркой. А уж она-то больше всех походила на сказочных ведьм.
– Да не смотрел я, теть Гривда. – Борута вгрызся в кусок сыра так, словно сто лет не ел. Хотя, может, и не ел. Мирося вспомнила, что он с самого начала похоронного, как она теперь понимала, обряда не садился за общий стол. А перекусы на ходу, разве ж это дело? – Не до того было. Да и не думал я, грешным делом, что так быстро все получится. У брата вон…
– Не думал он. – Пани Грива по-доброму рассмеялась. – Что у брата, то – братово. А у тебя свое. Зря люди судачили. Ишь, как у вас все сладилось. Не успели свадьбу отыграть, а уже все успелось.
– Это банника благодарить надо. – Мечтательно улыбнулся Борута и осекся, глядя на округлившиеся глаза обеих женщин. Мирося, не сдержавшись, хихикнула, уткнувшись мужу куда-то подмышку. – Тетя Гривда! Вы что тут надумали?! – Возмутился Борута, краснея. – Баннику Мирося чем-то глянулась. Так он мне позволил в любое время для и ночи в баню захаживать.
– Ну, я так и подумала. – Глаза старшей женщины сделались невинными-невинными. – О чем же тут еще думать, Борутко? Кому, как не волхву, с банником договариваться. А ты ешь, Миросенько, ешь, на этого олуха не смотри. У самого уже кости светятся, и жену себе под стать сыскал. Скоро обоих ветром сдувать будет.
Первой не выдержала Голда, весело рассмеявшись. Вскоре ей вторили все за столом.
– Вот и славно! – Сказал Борута, наевшись и поблагодарив хозяек за хлеб-соль и за помощь жене. – Ребят хорошо проводили, добром помянули. Потеряшек всех нашли. Теперь можно и дальше жить.
Всю дорогу домой Борута не отпускал руку Мирославы. Он специально пошел окольной дорогой, чтобы не проходить мимо могильника. И так получилось, что ноги сами собой понесли их туда, где за амбаром низко свесила свои ветви старая яблоня. Под этой яблоней, упоенно целующихся, их и застал Скирмут.
– Нет, брат, – возмутился он, – я понимаю, что молодым простительно многое. Но мы там камни таскаем, курган запечатываем, а ты тут…
– А что – я? – Борута усмехнулся одним уголком рта. – Пока я в святилище был, вы успели отдохнуть немного. А камни, между прочим, мы вместе искали и на телеги грузили. И вообще, братку, завидуешь – так и скажи.
– Было бы чему завидовать! Кожа да кости. – Фыркнул обиженно Скирмут.
– Были бы кости, мясо – нарастим. – Весело ответил Борута, легонько поглаживая жену по плечу. – И вообще, не нравится моя жена – иди к своей.
– Ну и пойду! – Скирмут махнул рукой. – Может, хоть в этот раз повезет с сыном.
– Умгу. – Тихо, словно про себя, проворчал Борута, когда брат скрылся за амбаром. – Непременно повезет. Дуракам, им вообще везет частенько.
– Чего это он? – Мирося, дождавшись, пока мужчины закончат свою перепалку, осторожно дернула мужа за рукав. – Чем мы ему помешали? Место его заняли, что ли?
– Не бери в голову. Он же со своими людьми первую засеку держал. Там, в кургане, большинство ребят – с той засеки. – Борута вздохнул, осторожно обнимая жену. Страсть прошла, осталось только какое-то теплое чувство внутри. Оно грело, словно маленькое солнышко. И Боруте казалось, что чувство это напитывает собой все вокруг. Что и эта старая яблоня, и капуста на грядках, и старый бук, растущий рядом с домом – все норовили протянуть свои листья-ветви поближе, стараясь поймать немножко этого тепла.
Где-то за хлипкой стеной сыто вздохнул Амбарник. В бане стукнуло что-то. Наверное, разомлевший банник спросонья уронил бадейку. «Счастье!» – осенило Боруту. – «Простое человеческое счастье». Они с Миросей так забылись, что щедро делились им со всем миром. Конечно, для своих – не жалко. Но нельзя забывать, что не все существа рады чужому счастью. И Борута, на всякий случай, сделал за спиной у Мироси знак, отводящий беду.
Все так же, рука в руке, они пошли в дом. Уже сворачивая за угол, Борута оглянулся. На мгновение, ему почудилось, что кто-то смотрит ему в спину. Ощущение исчезло, но мужчина успел заметить, что в кустах смородины мелькнула светлая рубаха. Слова Мироси о том, что они невольно заняли чужое место, снова всплыли в памяти. «Ой, братку, что же ты творишь?! – Недовольно покачал головой Борута. Похоже, отбившись от врагов, пришла пора наводить порядок дома.
Следующие недели прошли почти спокойно. Обычные хозяйственные заботы вытесняли ужас ночного бегства. По-очереди заезжали соседи: Ясновские, Соколувские, Дембовские, Августовские… Благодарили за помощь, предлагали помощь в ответ. Казалось, породнившись с паном Янушем, Борута разбил какое-то невидимое заклятье, до сих пор отделявшее два народа друг от друга.
В ответ молодая пара навестила родителей Мирославы. Понятно, что и пан Януш, и, особенно, пани Малгожата были рады видеть свою Миросю. Даже Зося не рвалась никого поучать, словно признав за замужней золовкой право не спрашивать ничьего совета.
В общем, все шло своим чередом, однако, вскоре Борута начал замечать, что Мирося все чаще прячет от него красные от слез глаза. Поначалу Борута списал это на женские причуды. Благо, жалоб от женатых друзей успел наслушаться немало. Однако, что-то в поведении жены его настораживало. Например, Мирося никогда не плакала в его присутствии, не капризничала, да и вообще, вела себя так, словно и не росла в ней новая жизнь.
А вот стоило ему на день-два отлучиться из дома, как вернувшись, он снова заставал осунувшуюся и заплаканую жену. Борута смотрел сам, водил жену к бабке Мине, но все без толку. Мирося молчала, не жалуясь ни на что. Сам же Борута,
