— Я не знаю, милый. Я даже не посмотрела. Глаза у младенцев часто меняют цвет, пока они маленькие. Некоторое время мы не будем знать наверняка, какие у нее глаза.
— Они будут коричневые, — твердо сказал Тернер.
Оливия уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно внезапно поняла что-то:
— Ты любишь ее.
— Мм? Что ты сказала, проказница?
— Ты любишь ее. Ты любишь Миранду.
Забавно, но тот комок в горле, который он всегда чувствовал при упоминании слова на букву Л, исчез.
— Я… — Тернер замер, приоткрыв рот от изумления.
— Ты любишь ее, — повторила Оливия.
— Я думаю…что я… да, — произнес он в недоумении, — Я люблю ее. Я люблю Миранду..
— Самое время, чтобы наконец понять это, — ехидно сказала его мать.
Тернер сел, разинув рот, пораженный тем насколько все, что он чувствовал, оказалось просто. Почему ему нужно было так много времени, чтобы понять это? Это должно было быть ясно как божий день. Он любит Миранду. Он любит в ней все, от изящно изогнутых бровей до порой саркастических насмешек и очаровательного наклона головы, когда что-то привлекает ее внимание. Он любит ее остроумие, ее теплоту, ее верность. Он даже любит то, как расположены глаза на ее лице. И вот теперь она подарила ему ребенка. Она лежала там, в кровати и трудилась много часов, испытывая боль, все для того, чтобы подарить ему ребенка. На глаза ему навернулись слезы.
— Я хочу ее увидеть, — произнес он задыхаясь от эмоций.
— Доктор осматривает ребенка, он будет готов через минуту, — ответила его мать.
— Нет. Я хочу видеть Миранду.
— О. Хорошо, почему бы нет. Подожди немного. Доктор Уинтерз?
Они услышали приглушенное ругательство, а затем ребенка сунули в руки бабушке. Тернер заглянул в приоткрытую дверь.
— Что случилось?
— Она теряет слишком много крови, — мрачно произнес доктор.
Тернер, застыв от ужаса, смотрел вниз на свою жену. Всюду была кровь, казалось, она лилась из нее потоком, ее лицо было смертельно бледно.
— О, Господи, — сдавленным голосом сказал он. — О, Миранда..
Сегодня я родила тебя. Я еще не знаю твоего имени. Они даже не позволили мне подержать тебя. Я думаю, что могла бы назвать тебя в честь своей мамы. Она была прекрасной женщиной и всегда крепко обнимала меня перед сном. Ее звали Кэролайн. Я надеюсь, что Тернеру понравится это имя. Мы никогда не обсуждали имена для тебя.
Действительно ли я сплю? Я могу слышать все, что делается вокруг меня, но, кажется, я ничего не говорю им. Я попытаюсь вспомнить все эти слова в моей голове, чтобы записать их позже.
Я думаю, что я сплю….
Доктору удалось остановить кровотечение, но он удрученно качал головой, пока мыл руки.
— Она потеряла много крови, — сказал он мрачно, — Она очень слаба.
— Но она выкарабкается? — с тревогой спросил Тернер.
Доктор Уинтерс печально пожал плечами:
— Мы можем только надеяться.
Не принимая такой ответ, Тернер обошел доктора и сел на стул у постели жены. Он взял ее безвольную руку и сжал ее.
— Она выживет, — сказал он хрипло. — Она сможет.
Леди Ридланд откашлялась.
— Доктор Уинтерз, у вас есть предположения, что могла вызвать такое кровотечение?
— Это мог быть разрыв в матке. Вероятно, это случилось, когда выходил послед.
— Такое часто случается?
Доктор кивнул.
— Боюсь, что мне пора идти. Меня ждет еще одна пациентка, и мне надо хоть немного поспать, чтобы суметь должным образом помочь ей.
— Но Миранда.., — леди Ридланд осеклась, посмотрев на свою невестку с тревогой и страхом.
— Я больше ничего не могу сделать для нее. Мы можем только надеяться и молиться, что ее тело залечит разрыв, и он не будет снова кровоточить.
— А если это случиться? — решительно спросил Тернер.
— Если случится, надо наложить чистый бандаж, так как сделал я. И пошлите за мной.
— И если мы все это сделаем, есть хоть один чертов шанс, что вы доберетесь сюда вовремя? — язвительно процедил Тернер, от горя и ужаса растеряв всю свою вежливость.
Доктор не ответил, лишь кивнул головой.
— Леди Ридланд. Лорд Тернер.
Когда дверь за ним закрылась, леди Ридланд подошла к сыну.
— Тернер, — мягко сказала она, — тебе надо отдохнуть. Ты не спал всю ночь.
— Ты тоже.
— Да, но я …, — она умолкла. Если бы ее муж умирал, то она хотела бы быть с ним. Она наклонилась и поцеловала Тернера в макушку. — Я оставлю тебя с ней.
Он обернулся к ней и его глаза опасно вспыхнули.
— Черт побери, мама! Мне не нужно говорить ей последнее «прощай»! Не говори так, будто она умирает!
— Конечно, нет, — но ее глаза, наполненные сочувствием и горем, сказали ему совсем другое. Она тихо вышла из комнаты.
Тернер не сводил глаз с бледного лица Миранды, его горло сдавил спазм.
— Я должен был сказать тебе, что я люблю тебя, — хрипло произнес он, — Я должен был сказать тебе. Это ведь все, что ты хотела услышать, да? А я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думаю, что я любил тебя все время, любимая. Все время. Каждую минуту, с того момента, в карете, когда ты сказала мне, что любишь меня. Я был…
Ему показалось, что что-то шевельнулось в ее лице и он умолк. Но это была всего лишь его собственная тень, скользившая по ее лицу оттого, что он раскачивался взад и вперед.
— Я был так удивлен, — продолжил он, как только смог снова говорить. — Так удивлен, что кто-то мог любить меня и не желать поработить меня. Так удивлен, что ты могла любить меня и не хотела меня изменить. И я…я не думал, что смогу снова полюбить. Но я был неправ!
Он судорожно стискивал руки, едва сдерживая себя, чтобы не взять ее за плечи и встряхнуть.
— Я был не прав, черт побери, и это была не твоя ошибка. Это была не твоя ошибка, котенок. Это была моя ошибка. Или может быть Летиции, но определенно не твоя.
Он поднес ее руку к губам.
— Это никогда не было твоей ошибкой, котенок, — сказал с мольбой в голосе, — Вернись ко мне. Пожалуйста. Я клянусь, ты пугаешь меня. Ты ведь не хочешь напугать меня, правда? Уверяю тебя, это выглядит не очень-то красиво.
Ответа не последовало. Он отчаянно желал, чтобы она кашлянула или беспокойно пошевелилась или еще хоть что-нибудь. Но она просто лежала, так неподвижно, что леденящий ужас охватил его и он отчаянно перевернул ее руку, чтобы нащупать пульс на внутренней стороне запястья. Тернер вздохнул от облегчения. Пульс был. Едва ощутимый, но был.
Он утомленно зевнул. Он совершенно вымотался, и его веки слипались, но он не мог позволить себе заснуть. Он должен был быть с ней. Он должен был видеть ее, слышать, как она дышит, видеть, как отблески света играют на ее коже.
