— Здесь слишком темно, — пробормотал он, поднимаясь на ноги, — Это похоже на покойницкую.
Он стал обыскивать комнату, судорожно открывая ящики тумбочек и шкафов, пока не нашел еще несколько свечей. Он зажег их все, рассовав по светильникам. И все равно было еще слишком темно. Он кинулся к двери и, распахнув, ее завопил:
— Брейли, мама, Оливия!
На его зов немедленно явились человек восемь, опасаясь худшего.
— Мне нужны свечи, много свечей, — сказал Тернер, бодрым голосом заглушая свой страх и усталость. Несколько горничных немедленно понеслись прочь.
— Но здесь уже и так достаточно светло, — произнесла Оливия, заглядывая в комнату. Она замерла, увидев Миранду, ее лучшую подругу с младенчества, лежащую так неподвижно.
— С ней все будет в порядке? — прошептала она.
— С нее все будет прекрасно, — огрызнулся Тернер. — При условии, что здесь будет немного больше света.
Оливия откашлялась.
— Можно мне войти, я хочу ей кое-что сказать.
— Она не собирается умирать! — взорвался Тернер. — Ты слышишь меня? Она не собирается умирать. Не никакой нужды говорить ей прощай. Ты не должна прощаться с ней.
— Но если все-таки она… — упорствовала Оливия, смахивая слезы, катящиеся по щекам. — Я должна прикоснуться…
Потеряв всякий контроль, Тернер схватил сестру за плечи и прижал к стене
— Она не собирается умирать, — сказал он глухим убийственным голосом. — И я был бы признателен, если бы вы все прекратили думать иначе.
Оливия судорожно кивнула. Тернер внезапно отпустил ее и уставился на свои руки так, будто они были чужими.
— Боже мой, — срывающимся голосом произнес он. — Что я делаю?
— Все в порядке, Тернер, — Оливия осторожно, успокаивающе коснулась его плеча. — Ты просто устал.
— Нет, я не могу. Не сейчас, когда она нуждается во мне, я должен быть сильным для нее, — он шагнул назад в комнату и сел рядом с женой. — Сейчас я — не имею значения, — пробормотал он, с трудом сглотнув. — Ничто не имеет значения, только Миранда.
Близорукая горничная вошла в комнату, принеся несколько свечек.
— Зажгите их все, — приказал Тернер, — Я хочу, чтобы здесь было светло как днем. Вы слышите меня? Как днем, — он вернулся к Миранде и погладил ее по лицу, — Она всегда любила солнечные дни, — он в ужасе замолк и отчаянно посмотрел на сестру. — Я хотел сказать, она любит солнечные дни.
Оливия больше не могла видеть брата в таком состоянии, она кивнула и тихо вышла.
Несколько часов спустя, леди Ридланд вошла в комнату с маленьким свертком на руках, завернутым в розовое одеяльце.
— Я принесла твою дочь, — произнесла она мягко.
Тернер оглянулся, потрясенно поняв, что совсем забыл о существовании этого крошечного человечка. Он недоуменно уставился на нее.
— Она такая маленькая.
Его мать улыбнулась.
— Обычно все младенцы такие.
— Я знаю, но….посмотри на нее, — он протянул к ней свой указательный палец. Крошечные пальчики схватили его с удивительной силой. Тернер взглянул на мать с изумлением от вида этой новой жизни, так ясно написанном на его застывшем лице.
— Я могу подержать ее?
— Конечно, — леди Ридланд осторожно вложила сверток в его руки, — Она твоя, ты же знаешь.
— А вот и ты, да? — он посмотрел вниз на розовенькое личико и коснулся крошечного носика, — Как твои дела? Добро пожаловать в мир, котенок.
—Котенок? — удивилась леди Ридланд, — Какое забавное прозвище.
Тернер покачал головой.
— Нет, это не забавно. Это прекрасно, — он посмотрел на мать. — Как долго она еще будет такой маленькой?
— О, я не знаю. По крайней мере, еще некоторое время, — она подошла к окну и раздвинула шторы. — Светает. Оливия сказала мне, что ты хотел больше света в этой комнате.
Он кивнул не в силах отвести от дочери взгляда.
Леди Ридланд закончила суетиться у окна и вернулась к нему.
— Да, Тернер… у нее карие глаза.
— Правда? — он снова взглянул на ребенка. Ее глазки были закрыты — она спала. — Я знал, что так и будет.
— Это хорошо, она не хотела бы разочаровать своего папу в свой первый день, не правда ли?
— Или свою маму, — Тернер посмотрел на все еще смертельно бледную Миранду и прижал к себе этот крохотный комочек новой жизни. Леди Ридланд поглядела на синие глаза своего сына, точно такие же, как у нее, и сказала:
— Осмелюсь предположить, что Миранда надеялась на синие глаза.
Тернер неловко сглотнул. Миранда любила его так долго и преданно, а он отверг ее. Теперь он мог потерять ее, и она никогда не узнает, что он понял, какой тупой задницей он был. Она никогда не узнает, что он любит ее.
— Осмелюсь предположить, что она их получит, — сказал он сдавленным голосом. — Ей только надо будет подождать до следующего раза.
Леди Ридланд прикусила губу.
— Конечно, дорогой, — сочувственно произнесла она. — Ты уже подумал, как назовешь девочку?
Он удивленно вскинул голову, сообразив, что никогда не думал над тем, какое имя дать ребенку.
— Я… Нет, я забыл об этом.
— Оливия и я думали о некоторых симпатичных именах. Что ты скажешь о Джулиане? Или Клэр. Я предложила Фиону, но Оливии не понравилось.
— Миранда никогда бы не позволила назвать свою дочь Фиона, — сказал он тупо. — Она всегда ненавидела Фиону Беннет.
— Ту маленькую девочку, которая живет неподалеку от Хейвербрикса? Я не знала об этом.
— Это спорный вопрос, мама. Я не назову ее никак, пока не посоветуюсь с Мирандой.
Леди Ридланд снова сглотнула.
— Конечно. Дорогой. Я буду только…, я оставлю тебя пока. Побудь немного со своей семьей.
Тернер посмотрел на свою жену, потом на дочь.
— Это твоя мама, — прошептал он, — Она очень устала. Ей понадобилось много сил, чтобы ты родилась. Не могу понять почему. Ты ведь такая маленькая. — Он коснулся одного из ее крошечных пальчиков, словно подтверждая это. — Я не думаю, что она успела тебя увидеть. Но я знаю, что она бы очень хотела. Она взяла бы тебя на руки, обняла и поцеловала тебя. Ты знаешь почему? — он неловко смахнул слезу. — Потому что она любит тебя, вот почему. И я держу пари, что она любит тебя даже больше, чем меня. И я думаю, что она должна любить меня совсем мало, за то, что я вел себя не так, как должен был.
Он украдкой взглянул на Миранду, чтобы удостовериться, что она очнулась прежде, чем он добавил:
— Мужчины могут быть задницами. Мы глупы и тупы, и мы редко открываем свои глаза достаточно широко, чтобы видеть все те подарки, что преподносит нам судьба. Но я вижу тебя, — добавил он, улыбаясь дочери. — И вижу твою маму, и я надеюсь, что ее сердце достаточно большое, чтобы простить меня в последний раз. Думаю, что это так и есть. У твоей мамы есть благородство.
