Филиппа Грегори - Королевская шутиха

— Леди Джейн казнили, — сообщил он вполголоса. — Пару дней назад. А перед нею казнили Гилфорда Дадли.

— А Роберта? — крикнула я, забыв всякую осторожность и вклинившись в голоса взрослых. — Роберта Дадли?

Шутихе, да еще считающейся блаженной, многое прощается. Сэр Уильям даже не рассердился.

— О нем ничего не сказано. Я так думаю, их с братом казнили одновременно.

Окружающий мир потерял ясность очертаний. Я была близка к обмороку. Я грохнулась на холодную ступеньку крыльца и обхватила голову руками.

— Сэр Роберт, — прошептала я. — Мой господин.

Я не верила, не хотела верить, что его казнили и что я уже никогда не увижу блеска его темных живых глаз. Неужели палач мог отсечь такую голову, будто казнил рядового мятежника? Неужели улыбка и обаяние сэра Роберта не спасли его от участи старшего брата? Кто посмел лишить жизни «костлявого Робина»? Кто подписал ему смертный приговор? Какой палач осмелился исполнить этот приговор? Я тем более не могла поверить в казнь сэра Роберта, поскольку видела его блестящее будущее. Я слышала тогда слова, исходящие из моего рта. Я помнила запах свечей, помнила их мерцание в темной комнатке, их бесконечные отражения в зеркале мистера Ди. Я же не придумала, что сэр Роберт будет любим королевой и умрет своей смертью, в постели, а не на плахе! Мне это показали; мой дар вложил эти слова мне в уста. Если же сэра Роберта казнили, погибла не только моя большая любовь. В таком случае судьба с наглядной жестокостью показала, что мой дар — выдумка, заблуждение. Все мои предсказания погибли под тем же топором, который оборвал жизнь сэра Роберта.

— Эй, шутиха, тебе никак плохо? — спросил кто-то из спутников сэра Уильяма.

Сам сэр Уильям скользнул по мне равнодушным взглядом.

Я заставила себя проглотить застрявший в горле комок.

— Можно я расскажу принцессе о казни леди Джейн? — спросила я. — Ей это нужно знать.

— Рассказывай, — все так же равнодушно отозвался сэр Уильям. — Ей это обязательно нужно знать. Через несколько дней об этом узнает вся Англия. Джейн и братья Дадли окончили свои дни на плахе. Та же участь ждет сотни других мятежников. У народа будет зрелищ с избытком.

— В чем их обвинили? — спросила я, хотя и сама знала ответ.

— В государственной измене, — отрезал сэр Уильям. — Так и расскажи принцессе. Их казнили за измену и за посягательство на трон.

Все, не сговариваясь, повернулись в ту сторону, где стояла повозка с паланкином. Елизавета с помощью миссис Эшли и другой фрейлины выбиралась наружу.

— Такая смерть ждет всех предателей, — назидательно произнес сэр Уильям, глядя в сторону своей двоюродной сестры.

Она дружила со многими, кто нынче раскачивался на виселицах.

— Так умирают все предатели.

— Аминь, — послышалось откуда-то сзади.

Я дождалась, пока Елизавета пообедает, и только тогда решилась подойти к ней. Она омыла руки после еды и теперь держала их перед мальчишкой-прислужником, а тот тщательно вытирал их полотенцем.

— Узнала про письмо? — не поворачивая головы, спросила принцесса.

— Через день об этом узнают все, — сказала я. — Мне больно сообщать вам такие новости, ваше высочество, но ваша родственница Джейн Грей… два дня назад казнена. Ее муж… и сэр Роберт тоже.

Руки Елизаветы даже не дрогнули, но я заметила, как сразу потемнели ее глаза.

— Значит, она все-таки решилась. Королева переступила черту. У нее достало смелости казнить свою родственницу, которую она знала с детства.

Мальчишка деловито вытирал все еще одутловатые руки принцессы. Это было ее полотенце с красиво вышитой монограммой. Пальцы Елизаветы по-прежнему оставались неподвижными, будто я рассказывала ей придворную сплетню.

— Королева познала силу топора. Теперь никому будет не уснуть. Слава Богу, я ни в чем не замешана.

Я кивала, но почти не слушала ее. Перед моим мысленным взором был сэр Роберт. Он поднимался на эшафот с гордо поднятой головой. Совсем не как его отец, униженно моливший о пощаде.

К нам подошел сэр Уильям.

— Я очень устала, — сказала ему принцесса. — Я просто не в состоянии продолжать путь. На сегодня все. Мне нужно отдохнуть.

— Послушай, Елизавета, мы и так безбожно опаздываем, — хмуро ответил он.

Она покачала головой.

— Прошу тебя, дай мне сегодня отдохнуть. Я лягу спать, а завтра выедем пораньше.

— Тогда завтра я подниму тебя еще затемно… ваше высочество, — нехотя согласился он.

— Конечно, — ответила Елизавета, едва заметно улыбнувшись.

Сколько бы Елизавета ни затягивала это путешествие, оно неумолимо приближалось к концу. Через десять дней после нашего отъезда из Лондона мы вновь остановились на ночлег в Хайгейте, в доме одного знатного господина.

Я ночевала вместе со служанками принцессы. Те поднялись очень рано, чтобы приготовить все необходимое для въезда Елизаветы в Лондон. Они доставали из сундуков белоснежное нижнее белье, чистили и гладили белое платье. Мне вспомнился день, когда она выехала из Лондона, чтобы встретить старшую сестру. Тогда одежда принцессы соответствовала цветам Тюдоров — белому и зеленому. Сейчас остался только белый — цвет невесты-мученицы. На этот раз Елизавета не изобретала задержек. К дверям дома уже подогнали повозку с паланкином. Вокруг собралась толпа, желавшая увидеть принцессу.

— Думаю, тебе лучше задвинуть занавески паланкина, — все тем же угрюмым голосом произнес сэр Уильям.

— Нет, пусть остаются раздвинутыми, — возразила Елизавета. — Люди хотят меня увидеть. Пусть смотрят. Пусть убедятся, в каком я состоянии. Возможно, у них будет больше сострадания ко мне, чем у тебя и твоих спутников. Вы четырнадцать дней везете меня по тряским дорогам, под ветром, дождем и снегом!

— Не преувеличивай. Всего десять, считая дорогу в Эшридж и пребывание там. А если бы ты не упрямилась до последнего, мы бы обернулись за пять.

Принцесса не удостоила его ответом. Она молча легла на подушки и махнула рукой, показывая, что он может идти. Я слышала, как сэр Уильям бурчал под нос ругательства, потом отправился к своей лошади. Я поехала позади паланкина. Мы выехали со двора на лондонскую дорогу и вскоре уже были в городе.

За время нашего отсутствия Лондон успел провонять смертью. На каждом перекрестке торчало по нескольку виселиц с их ужасающим грузом. На висельников лучше было не смотреть. У многих лица превратились в маски чудовищ. Их губы были растянуты в жуткой ухмылке, а выпученные глаза глядели прямо на живых. Порыв ветра заставлял трупы раскачиваться взад-вперед, обдавая улицы волнами трупного смрада. Иногда от перемены направления ветра веревки закручивались. Тогда зрелище становилось особенно невыносимым. Мертвые тела дергались и подпрыгивали. Казалось, они все еще живы и отчаянно цепляются за жизнь.